ЭКВИВАЛЕНТ

Автор: Белобородова Марина

Рассказ

Все имеет свой закат, но ночь заканчивается рассветом….

Эквивалент (от позднелат. aequivalens — «равнозначный», «равноценный», «равносильный») — нечто равноценное или соответствующее в каком-либо отношении чему-либо, заменяющее его или служащее его выражением.

Рассказ посвящен погибшим и пострадавшим в терактах

Глава I

Все вокруг хрупко, иллюзорно, воздушно. Словно боясь яркого света, громких звуков и бесцеремонности, день тихо отходит ко сну. Сумерки…Они всегда неожиданны и внезапны. Наступает своеобразное двоемирие. Еще не угасли далекие ропоты дневных забот, а из лиловатой пучины облаков уже робко выступает рой созвездий.

Все в мире замирает и напоминает тишину полей перед грозой, с той только разницей, что в сумерки легко дышится. Как дымкою, голубым туманом покрывается все, чего коснулся прохладный покой полупрозрачного марева. Краски дня неумолимо меркнут. Картины меняются. В слиянии сгорающего последнего часа вечерней зари и ночной мглы, как тайные видения, возникают немые обманы. Под пленительно-зыбкой сенью притихает отуманенный сквер, тесней сдвигаются стены домов, откинув тусклые длинные тени, на фоне высокого темно-синего неба ветви деревьев плетут свое замысловатое кружево, молкнет печальный ветер. И хотя на западе еще сияет оранжевый закат, сумрак неуклонно густеет и, наконец, искрами вспыхивают золотые огоньки многочисленных окон… Мелодичность рисунка этого чарующего явления подчеркивает необычность, божественность и разнообразие ощущений.

Среднего роста, стройная, с очаровательной улыбкой молодая женщина в непомерно длинной шелковой юбке стояла на журнальном столике. Встряхивая рыжими кудрями, разметавшихся по спине волос, Маша, так ее зовут, посмеивалась над суетящимся вокруг стола мужем. Иван, усердно пыхтя, выравнивал подол ее юбки, отмечая мелком нужную длину и с напускным неудовольствием ворчал:

- Могла бы подруг попросить…

Тут же на ковре возле стола с котом возился их одиннадцатилетний сынишка Федор. Выгнув коромыслом спину и распушив хвост черный, как уголь, кот Тюбик то топтался на месте, словно хотел встать на цыпочки, подпрыгивая, удалялся от мальчика, то нападал на него, как настоящий охотник, пытаясь схватить за руку, покусывая его плечи, тянул за рукав футболки, то, вдруг, отчаянно начинал лизать щеки и ладони ребенка. Федор заливался звонким, как колокольчик, смехом, а Тюбик неожиданно отступал, и все повторялось снова и снова.

И вдруг…совсем рядом прогремел взрыв. Звук не был похож на то, что мы обычно слышим в художественных фильмах, но что это был самый настоящий взрыв, ни у кого не возникло сомнений. Теракт?

Мгновенно все трое оказались на балконе. Неба над головой не было. Как – будто оно исчезло. Только бесконечная вереница крыш соседних домов убегала к самому горизонту, да слева от этого уныло-серого пейзажа вырисовывался темно-зеленый, в сумерки почти черный, треугольник городского парка, над которым поднимался белесо-сизый столб дыма.

- Где Олег? - спросил Иван.

Старший двенадцатилетний сын Олег еще днем ушел к своему однокласснику Борису готовиться к контрольной по математике и должен был вернуться с минуты на минуту. У Маши похолодело все внутри: Борис жил за парком. Путаясь в фалдах своей длинной юбки, женщина бросилась в комнату. Ее взгляд лихорадочно блуждал по книжным полкам: она искала свой мобильный телефон. Вечернюю тишину в клочья разорвали сирены промчавшихся мимо дома машин скорой помощи и полиции. Старый центр города наполнился нарастающим звуком топота людей, удаляющихся от места взрыва. Сидя на корточках, Маша вытряхивала из своей сумочки все прямо на пол. Наконец телефон был найден. Трясущиеся пальцы плохо слушались. «Только бы он еще никуда не выходил. Только бы…» - думала Маша. Липко-медленные, тяжелые секунды повисли в воздухе: мобильный молчал. В висках стучало: «Отключили, отключили, отключили…». Когда-то, как теперь казалось, совсем в другой жизни, родители Олега и Федора настояли, чтобы их дети написали домашние телефоны своих друзей, правда, клятвенно обещая не звонить по пустякам. Со временем уже пожелтевший, со свернутыми в трубочку краями список висел на холодильнике…Лицо обожгло холодом: «Ушел пять минут назад…».

Темно-синяя линия горизонта переливалась в практически черный фон. На западе сквозь облака еле просвечивались лучи уже скрывшегося солнца, контуры домов размылись. Уходящий день уступал свои права темному миру ночи и это переплетение миров, а может быть трещина между мирами – сумерки – смерть дня и рождение ночи, слились воедино перед вечностью. Жизнеутверждающее обаяние красок солнца, ветра, несущихся облаков, пронизанное ощущением счастья, исчезало. Меркла ясность синего неба.

Улицу и переулок, ведущие к центральному проспекту, который своим тупиком упирался прямо в парк, наводнили люди. Но картина изменилась. Все эти люди, еще недавно бежавшие из городского сада, вопреки логике и здравому смыслу, бежали обратно. Ивана на балконе не было. В минуты сильного потрясения или душевного напряжения, беспричинного страха или внезапно свалившегося горя, люди не всегда умеют объяснить свои порывы. Что-то они делают автоматически, и поступки их часто не логичны. Наклонясь к Федору, Маша заглянула в его ясные, так похожие на глаза мужа, по - детски наивные, широко распахнутые, смотрящие ей прямо в душу, глаза сына:

- Я должна их найти…
- Мама, как ты их найдешь? Это невозможно. Посмотри сколько людей?!
- Я найду, - голос звучал уверенно и спокойно.
- Я с тобой, - так же уверенно и спокойно ответил сын.

Взяв Федора за руку и подоткнув подол юбки под резинку, молодая женщина оказалась на улице. Через две минуты их поглотило глубокое ущелье переулка, ведущего к проспекту.

Глава II

Не имея четкого осознаваемого намерения, но объединенная эмоциональным настроем, толпа -каковы бы ни были ее индивиды, их образ жизни, занятия, характеры, ум, национальность, вероисповедание, социальная принадлежность, как утверждают психологи - всегда «мыслит эмоциями» и рождает своего рода коллективную душу, заставляющую людей чувствовать, думать и действовать совершенно иначе, чем чувствовал, думал и действовал каждый из них в отдельности. В толпе люди на время теряют свой неповторимый разум и приобретают сознание непреодолимой силы. Огромные толпы, ведомые единой идеей и охваченные общими эмоциями, вершат историю: бунты, революции, войны, перевороты, забастовки и просто массовые беспорядки.

Оказавшись втянутыми в круговорот движения людского сомнища, Маша с Федором бежали со всеми к месту взрыва. Неосознанное желание помочь и, наконец, избавиться от неизвестности, эмоции, передаваемые от одного человека другому, нарастающая тревога, порождающая животный страх, который расходился как круги на воде, толкали это столпотворение к этому безумному, необъяснимому и даже глупому бегу.

Ощущение ужаса и даже приближающейся смерти охватило Марусю. Страх, что она сейчас не найдет своего сына и мужа, а может быть уже никогда и не увидит их, был столь огромен, что она не чувствовала больше ничего. Это был ужас сна ее детства: погожим солнечным днем, держась за руки, она гуляла со своей мамой в сказочно-красивом летнем лесу, когда, переходя через ручей, их руки случайно разомкнулись всего на одно мгновенье. Бурлящий поток развергся, маленькая детская ручка испуганно хватала воздух, но никак не могла дотянуться до руки пытавшейся перескочить скользкие валуны на дне ручья женщины. Поток ширился, а уплывающий вдаль силуэт матери, стремительно удаляясь, таял в тумане сна. Этот жуткий сон, как внезапное падение в пропасть, преследовал Марусю много лет. Но всегда, достаточно было просто проснуться. Сейчас же, как будто, находясь между сном и явью, людская лавина неудержимо неслась вперед, как морская волна беспрестанно к спасительному берегу. И только один человек, вопреки всему в этом скопище народа, беспрерывно натыкаясь то на одного, то на другого человека, пробивался навстречу бегущим. На противоположенной стороне улицы мелькала светлая голова ребенка. Это был сын Маши.

- Олег! Мы здесь,- закричала женщина.

Вырвавшись из теснины переулка, вся эта масса пожилых и молодых мужчин и женщин, подростков и даже детей, замкнутая с двух сторон призрачными стенами домов, закрутилась в омуте водоворота. Дальше бежать было некуда. На небольшом пространстве от переулка до перекрестка, за которым начинался городской парк, стояли десятки, сотни людей. Одни впали в ступор, не понимая, что на самом деле происходит, у других на лице застыл немой вопрос, почему именно с ними это происходит, третьи кричали, не помня себя от ужаса. Лица, лица, лица…Перекошенные злобой и отчаянием, непроницаемые и хмурые, по-детски растерянные и заплаканные.

Сознание мгновенно куда-то уплыло, но тут же вернулось: «Иван?!» - подумала Маша. Где-то здесь должен был быть ее муж.

Наступило безвременье, как в сумерках, когда не понимаешь, сколько прошло времени: может секунды или минуты. Крепко держа детей за руки, Мария пробралась к желтой ленте ограждения. Над невнятным гулом голосов множества людей, объединенных чувством сопричастности трагедии таких же простых, ни в чем не повинных людей, на месте которых мог оказаться каждый из этой толпы, выделялся совершенно спокойный, уравновешенный голос девушки в камуфляже. Вырываясь из громкоговорителя, четкие и убедительные, как команды, слова лились под ночным небом, повисая в воздухе, явно не доходя до сознания большинства собравшихся здесь людей.

В свете уличных фонарей за силуэтами раскидистых эвкалиптов из темноты парка вырисовывалась пергола, где ежедневно собирались пожилые и молодые любители шахмат, шашек, нард и их всезнающие болельщики. Ажурная терраса для защиты прохлады от палящего солнца из вертикальных опор с горизонтальными и дуговыми перекладинами, оплетенными диким виноградом, была покорежена. Место уединения и отдыха в теплую погоду сейчас напоминало кадры из фильмов о войне. За живой парковой оградой, нависающий над садовой беседкой, жилой дом смотрел зияющими черными дырами разбитых окон.

Краем глаза Маша увидела, как из боковой улицы к оцеплению подъезжали самые обыкновенные легковые автомобили, какие каждый день можно было видеть на улицах города. Из них выходили люди в сетчатых жилетах с люминесцентными полосами. «Волонтеры…»,- автоматически промелькнуло в голове. Нет, они не получали никаких распоряжений, каждый из них знал, зачем он здесь и что нужно делать. Врачи и медсестры, полицейские, военные, люди в камуфляже, волонтеры – все эти люди четко, быстро, без суеты, без лишних движений выполняли свою работу. И тут только до Марии стал доходить смысл, летевших из громкоговорителя, слов. Четкий девичий голос, во избежание еще большего количества жертв в случае повторного взрыва, призывал людей разойтись и не мешать работе спецслужб. В следующее мгновение Маша увидела своего мужа. Плотная фигура, коротко подстриженные остатки волос. Усы, доходящие до уголков губ, придавали необычайную твердость добродушному выражению обветренному лицу. Его ясные, светло-карие глаза не дрогнули, когда Маруся чуть тронула его за плечо. Только улыбнулись. Одни глаза. Он был рад, что …они все вместе.

Сумерки растаяли. На город опустилась ночь…

Глава III

Утром из скудных сводок новостей стало известно, что накануне в городском парке взорвал себя террорист – смертник. По словам очевидцев этой страшной трагедии, приехавший на такси парень не вызвал ни у кого ни малейшего подозрения, хотя на нем в этот жаркий летний вечер была легкая светлая куртка. Вспомнили, что и поведение 17-тилетнего подростка было не совсем типичным для смертника: потолкавшись среди болельщиков не более двух минут, он резко вышел из перголы и направился к живой изгороди парка, где и прогремел взрыв. Все понимали, что, если бы он взорвался в беседке, жертв было бы много больше. Появилось ощущение, что он испугался или передумал в последний момент, но те, кто, видимо, вел его, наблюдая со стороны, не передумали.

Вечером этого же дня, Маруся и Иван после работы, дети после школы, отправились в парк. На месте вчерашних событий ничто не напоминало о теракте. Свежевыкрашенная пергола красовалась на своем прежнем месте, нависающий над ней жилой дом за живой изгородью городского сада блестел зеркалами вновь застекленных окон. И только бесконечное множество мелких осколков стекла сверкало в густой изумрудной траве, да изрешеченные металлическими шариками и гвоздями, стояли вокруг могучие, старые, раскидистые эвкалипты. На одном из таких воткнувшихся в дерево гвоздей висела черная рамочка, где на обычном белом листе были напечатаны сухие слова новостных сообщений о том, что вчера в 9 часов вечера здесь произошел теракт, в результате которого два человека, 40-летний мужчина и 19-летний юноша, погибли, 27 человек были ранены, трое из них тяжело. Под деревом лежали цветы, стояли зажжённые свечи.

Маша пожалела, что они не купили цветы. В голове бродила только одна мысль: «Почему? Почему люди должны знать, что им делать после теракта? Что им необходимо принести цветы, поставить поминальные свечи? Люди не обязаны знать про это ничего, потому что терактов вовсе не должно быть…». С тяжелым сердце стояли эти четверо возле дерева, в шелесте листвы которого гулял радостный ветер, а над кроной синело вполне мирное небо…

Наверное, через какое-то время люди подзабудут о том, что здесь случилось. Может это и правильно: скорбеть вечно нереально, жизнь продолжается. Надо работать, растить детей, навещать родителей и друзей, учиться, а по телевизору уже круговерть новых событий: выборы, экономическое положение, будущий бюджет…И еще тысяча и одно дело, которые надо обсудить. Да, безумно жаль тех, кто погиб…Они ушли, не долюбив, не родив своих детей или не порадовавшись внукам, не написав своих картин, не защитив докторских или не совершив свое самое замечательное путешествие, не успев сказать главные и такие необходимые слова своим близким, не построив дома, не посадив дерева…Это очень несправедливо и бесконечно больно…

Через некоторое время в городском парке поставили стеллу, на которой были перечислены фамилии 29-ти человек, пострадавших от рук террориста. Но разве не 29 семей? А еще все эти бежавшие к забытому богом месту человеческого горя, толкаемые чувством безысходности, когда понимаешь, что ты ни на что не можешь повлиять и ничего изменить. Разве они не пострадали? И даже те, кто не слышал взрыва, а узнал об этом из новостей…в этом парке, в этом городе, в этой стране, в нашем мире…

Безмятежно угасал багрово-золотистый закат, растворяя парк в вечерней мгле. Чернильное небо зажигалось равнодушными звездами. В молчаливом покое из-за черных туч щербатым шаром выкатилась печальная луна, в свете которой от потемневших домов и деревьев поползли длинные нервные тени. Казалось сама природа, связанная с человеческими переживаниями, кричала: «Так не может продолжаться вечно!».

ЭПИЛОГ

Прошло много лет. Дети Маши оперились и разлетелись из родного гнезда. Деревья под балконом тоже