Песочница. Флешбэк
#КаталогНечистойСилы @volk_avtor

Сжимающиеся стены коридора, в которых я застреваю и вязну, снились мне ещё дважды после возвращения из Черноряжска. Я заподозрил было, что это последствия влияния «роя», и позвонил Белкину, посвятив его почти во все детали инцидента.

Бабушкин знакомый заверил меня, что никаких меток, проклятий или следов «рой» не оставляет. Так что давящие кошмары с той историей вряд ли связаны.
Я с искренним облегчением поблагодарил собеседника и, не удержавшись, посетовал на то, что поддался влиянию «роя», едва не испортив всё. Дина устояла, Лисс устоял, а я дал слабину.

Белкин сдержанно откашлялся и сказал:
— Парень, перестань себя пилить. Не дури. Ты без специальной подготовки выжил после столкновения с многолетним «роем»! Везунчик, знаешь ли. Могло ведь и совсем по-другому кончиться.
— Мне помогли, — признался я. — Тот, для кого всё как раз кончилось по-другому.
— И это хорошо! — отметил Белкин. — Значит, ты вдвойне везучий.
Он ещё раз откашлялся и добавил:
— Меня бы, кстати, на твоём месте, интересовало другое: не почему я поддался, а почему друзья не поддались?

Над этим я уже думал, и, как мне кажется, ответы очевидны. Дина сразу выставила защиту. А Лисса много чего из сверхъестественного не берёт: видимо, это обратная сторона его нечувствительности к паранормальному.

Я поинтересовался, нет ли новостей по поводу Пиковой Дамы, но увы, Белкину нечем было меня порадовать. На том и попрощались.

Следующей ночью в мой сон пришла девочка в белом платьице, предложившая накрыться землёй и полежать немного не дыша. И только тут я догадался, что происходит.

Такое уже было. Давно, десять лет назад. Тогда мне тоже стали сниться тревожащие сны: я тонул, оказывался в коконе гигантского паука, застревал в съёживающемся на глазах лифте. Иногда паниковал, иногда был почти спокоен. Одни сны были детальными и красочными, другие — короткими и размытыми. Но кое-что общее у всех этих снов было. Нехватка кислорода.

Насторожился я не сразу. В четырнадцать мне было не до снов: первая любовь, первые успехи в фотоделе, первый настоящий учитель и первая фотовыставка. Яркие увлекательные эпизоды реальной жизни шли один за другим, и отвлекаться на сновидения было некогда.

Вскоре я начал задыхаться и наяву. Хрипы и одышка меня раздражали, но задуматься не заставили: я ведь знал, что у меня что-то вроде паранормальной астмы. К счастью, через пару дней после того, как сны начали пробираться в явь, мы пошли в гости к бабушке. Ба, которой не стало через полгода, едва заслышав моё прерывистое дыхание, велела выбросить остатки лекарства и срочно готовить новое.

— То ли сон-трава перецвела, то ли золотая солодка подпортилась, а результат один — надо готовить зелье заново. Понял, Костя? Если начнёшь задыхаться во сне, тут же меняй зелье. Один раз задохнуться, ещё куда ни шло, бывает. А вот дважды или больше — это уже сигнал. Ты понял? — хмурясь, повторила бабушка.
— Понял, понял, — вздыхал я, понимая, к чему идёт дело.

Перспектива потратить несколько часов на изготовление лекарства меня удручала: у меня были совершенно иные планы, но спорить с ба в этом вопросе было бесполезно. Она приучила меня помогать с лекарством ещё в девять, и я в общем-то понимал, что она права: маме и папе зелье не доверишь, Динке — тем более, так что надо самому всё знать и уметь. Вдруг новая порция лекарства понадобится, когда ба будет в отъезде? О том, что бабуля умрёт, я тогда и подумать не мог.

И вот я расставляю на нашем кухонном столе склянки, мешочки и коробочки с сухими травами, ищу в задверье шкафа джезву, кастрюльку и металлическую кружку. А ещё три одинаковых стеклянных стакана, ситечко, деревянную ложку, острый нож и соль.

Дина спрашивает, не отрываясь от телефона:
— Тебе помочь или не мешать?
— Сам справлюсь, — отвечаю я.

Сестра кивает и уходит в свою комнату, продолжая читать и набирать сообщения.

— А можно остаться? — любопытствует Лисс. — Жутко интересно.
— Конечно, можно. Но, честно говоря, ничего интересного не планируется. Я буду кипятить, сцеживать, сливать, смешивать и настаивать. А, и наговоры читать иногда.
— Динка говорила, что у тебя паранормальная болезнь, но в детали не вдавалась. Расскажешь, как ты подхватил такую заразу?

Почему нет? Я рассказываю.

Мне было семь. Осенью я должен был пойти в школу и ужасно этим гордился. А уж на фоне крошечной сестрёнки я чувствовал себя совершенно взрослым и самостоятельным.

К тому же у меня уже был ключ. Когда я нашёл его, бабушка объяснила, что это значит. Что на Той стороне меня заметили и отметили. Каждый, кто нашёл ничейный ключ, не подходящий ни к одной знакомой двери, связан с Той стороной. Понял я не всё, но уловил, что я особенный и втайне очень этому радовался. У мамы и папы таких ключей не было. Вообще ни у кого, кроме бабушки, не было. И хотя ба рассказывала, что люди часто находят ключи, я предпочитал верить, что я всё-таки особенный. Ну, и ба тоже.

Холодящие предчувствия у меня к тому времени тоже уже проявились. Ба говорила, что это врождённое, что дар у меня сильный и с годами он будет крепчать. Однако до того злополучного дня мне везло: ощущения были слабыми и неприятными, не более того. Порой становилось зябко — даже в тёплой комнате или в жаркий день — и немного не по себе, но дискомфортное состояние быстро проходило, и маленький я не придавал этому большого значения.

Всё изменилось в погожий июльский четверг. Родители повезли малышку Диану в поликлинику, оставив меня на попеченье бабули. Ба послушала, как внук читает по слогам, накормила его и повела во двор. Я тут же нашёл себе компанию у качелей: мои сверстники с первого этажа и соседские близнецы на год младше. Бабушка обрела собеседницу в лице бабули близнецов, вполглаза приглядывая и за мной, и за другими детишками.

Ничто, как говорится, не предвещало. Ясный тёплый день. Мирный дворик. Ба и соседка на скамейке за качелями. На другой скамье молодая мама с коляской. В песочнице пара карапузов с ведёрками и совочками. На сломанной карусели три девочки постарше с большой кошкой на шлейке. Мы с парнями обсуждаем динозавров, девочки играют с кошкой, малыши лепят куличики из песка, бабушки обмениваются рецептами.

А дальше всё как в замедленной съёмке.

Раз.
Где-то у подъездов останавливается машина.

Два.
Ревёт один из малышей в песочнице. Мы с близнецами невольно поворачиваем головы.

Три.
Меня накрывает леденящий ужас. На долю секунды я забываю, кто я и где я. Смотрю на песочницу с малышнёй, скамейку с чьей-то мамой, коляску — и ощущаю, как дикий, запредельный холод просачивается в каждую мышцу и косточку.
Холодно и страшно. Я не слышу ни голосов, ни смеха, ни воробьиного чириканья — ничего.

Четыре.
Из машины выходит парень с пакетом и, радостно улыбаясь, идёт на площадку. Я пытаюсь понять, что происходит, но холод и жуть всё нарастают, туманя разум.

Пять.
Парень останавливается возле скамейки с коляской и о чём-то спрашивает симпатичную мамочку.

Шесть.
До меня доходит, что сейчас, вот-вот, совсем скоро случится нечто ужасное. Непоправимое. Такое, что будет раз и навсегда.

Семь.
Тётенька, покачивая коляску, кивает, улыбаясь парню в ответ. Тот достаёт из пакета нарядную коробочку в золотисто-белой упаковочной бумаге с бантиком.

Восемь.
Я срываюсь с места и бегу к тётеньке, радостно снимающей обёртку с подарка. Парень желает ей доброго дня и неторопливо возвращается к машине.

Девять.
— Костя! — окликает ба. В её голосе непонимание и страх. Они подстёгивают меня бежать быстрее.

Десять.
Тётенька на скамейке бросает блестящую бумагу и с улыбкой разглядывает красную бархатную коробку размером с небольшую книжку.
Откидывает крючок, запирающий коробку — и я бью женщину по рукам. Подарок выскакивает из её пальцев, переворачивается, открываясь налету.

Я вижу тёмное облако, вырвавшееся из бархатных глубин. Судорожно вдыхаю, пытаясь понять, успел я или нет. И темнота втягивается в меня до последней капли.

Хочу позвать ба, но вместо этого падаю на землю рядом с коробкой. Успеваю заметить, что в неё лежало украшение из блестящих камушков, и в следующий миг лёгкие взрываются болью. Их будто заполнил жидкий огонь. Лава из котла, в котором погиб Терминатор. И я тоже ощущал, что погибаю.

Кто-то подхватил меня на руки. Кто-то где-то плакал, кричал и, кажется, звал меня по имени. Я почти ничего не слышал и не видел. Пытался дышать и не мог. Хотел разорвать футболку и кожу под ней, чтобы освободить горящие лёгкие, но не мог пошевелиться.

Следующие трое суток проплыли мимо меня как огромные корабли по поверхности моря. А я лежал на самом дне, засыпанный песком и придавленный тоннами воды, и очень плохо воспринимал реальность.
Рядом пятнами расплывчатых медуз мелькали лица бабушки, родителей, какой-то незнакомой полной женщины с встревоженными глазами. А вокруг появлялись и исчезали искажённые неузнаванием физиономии ребят из садика, соседей по подъезду и киногероев. Я видел то Терминатора Т-1000, грозящего пальцем, то Нео из «Матрицы», то пугающих незнакомцев в чёрном. Инопланетян. Вампиров с оскаленными пастями. Ведьм в чёрных мантиях.

И Дверь.
Огромная и в то же время маленькая створка полупрозрачным фантомом висела за всеми и всегда. Из широкой тёмной щели доносились порывы леденящего тепла и шипящие шорохи, складывающиеся в моё имя. И я точно знал, что если разгляжу то, что за Дверью, умру.

Что-то шипит, и я мигом оказываюсь на нашей кухне: часть отвара убежала, залив плиту.
Тихонько ругаясь, я отодвигаю кружку с конфорки.

— Круто, — вздыхает рядом Лисс. — То есть ужасно, что такое случилось, но рассказал ты круто. Я будто кино посмотрел.

Невнятно хмыкаю в ответ, но мне приятно.

— А удалось узнать, что это было за тёмное облако?
— Проклятье, — поясняю я. — Смертельное проклятье. Вроде как та молодая мама была любовницей одного состоятельного мужика, она родила, и мужик решил развестись. А его жена решила избавиться от любовницы и её ребёнка. Вот и отправила с курьером якобы подарок от мужа.
— То есть ты спас ту мамочку и малыша?
— Вроде того.
— И чуть не умер сам? — не отстаёт Лисс.
— Ага. Хорошо, что ба была рядом.
— Кость, так ты герой!
— Да нет, просто маленький был и глупый, — меня смущает энтузиазм приятеля. Никогда не считал эту историю героической.
— Да ладно! — фыркает Лисс. — Можно подумать, ты бы сейчас в такой же ситуации поступил иначе!
— Так, ставь-ка лучше чайник. И Динку зови. Пока у меня тут кое-что настаивается, мы успеем пообедать.
— Ага. Стой, так ты с тех пор не любишь подарочные коробки? — уточняет Лисс. — То-то Дина меня отговаривала тебе сюрприз на дээр делать.

Он вскакивает со стула и убегает за Диной. Но через секунду возвращается и, замерев в дверном проёме, говорит:
— Спасибо, что рассказал.