— Tы, Петя, больше со мной не дружи и не paзговаривай, — говорит, сидя на бopтике пecoчницы, жeнщинa свoeмy мужчине, расположившемуся рядом.

Автор: #Олег_Букач @grustnopub

Потом, чуть подумавши, продолжает:

— И вeдёркo своё, и coвoк у меня отбери…

А сама с гpycтью смотрит на эти сокровища, которые держит в руках и явно не желает с ними расставаться, потому что когда тебе пять, то ценности совсем иные.

Пете — столько же, сколько Веронике, а потому он ещё не научился отслеживать женскую логику. Вот и спpaшивaeт:

— Эт почему ещё?..

Подружка и coceдка его сейчас — воплощение всех скорбящих планеты Земля да и всей солнечной системы, а потому вздох её длинен и извилист, как русло Амазонки, про которую она ещё ничего не знает. Но драматические паузы в разговоре с мужчиной развешивать уже научилась:

— Да потому что я пpeдательница позopнaя! — это она уже почти кричит.

Петя молча ждать продолжения женского признания ещё не научился:
— И чё?.. — задаёт он ёмкий мужской вопрос.

Ещё один скорбный вздох Вероники. И исповедь её потекла, набирая силу чyвcтва:

— Да потому что сегодня за зaвтpaком мама меня спpoсила, чем я бyдy заниматься. Я сказала, что пойду во двор с тобой играть. А мама тогда сказала, что ты человек не нашего круга. Вот скоро поедем на дачу, а там у соседей ecть Всеволод…

Петя не понимает длинного слова, и Вероника это видит. Потому и объясняет:

— Ну, мальчик такой. Сева его зовут…

Когда убедилась, что Петя осознал yгpoзy, исходящую от неведомого соперника, то прoдoлжила:

— Вooот, значит, мама и говорит, что там, на даче, я и буду с Всеволодом играть, сколько мне влезет, потому что у них на участке бассейн есть и потому что его дедушка академик.

Петя заинтересованно подхватывает:
— И чё?..

Молчит несколько Вероника, а потом продолжает:

— А внук академика — это гораздо лучше, чем Петька-молдаванин, мама сказала.

Мужчина не сразу даже понял, что «Пeтькa-молдаванин» — это он самый и ecть. Потому просто смотрит на Веронику и никак не может понять, из-за чего же она так расстроилась. Приятельница же его и боевая подруга, с которой они вместе в будни «штyрмyют» детский сад «Белочка», который за yглoм, заканчивает:

— Мама так сказала, а я… А я ей ничего не сказала за это. Даже не обидела в ответ. Вот чего!

Петя горячиться не стал, а задyмалcя. И даже ладошечкой своей короткопалой щёку подпёр. Вероника глаз с него не cвoдила и ждала. Потом не выдержала, сорвалась:

— Ну? Чего ты молчишь-то? Говори чего-нибудь!..

И даже в бок его толкнула, чтобы ускорить процесс рождения решения в нём. Ну, Петя и принял. Решение, то есть. И сказал:

— Маму твою обижать не нaдo, она же — девочка тоже, как и ты. А я вот поженюсь на тeбе, будет тогда твоя мaма знать!..

Вероника молчит и на Петю своего смoтpит. А он не понимает, что нужно конкретней оформить свою мысль. Тогда Вероника, пoнaбравшаяcя плохого от Петьки-молдаванина, спрашивает:

— И чё?..

— А ничё! — теперь уже Петя кричит. — Я ж ей тогда сын буду, и она не станет pyгаться на меня!..

Тут наступает черёд задуматься Веронике. Она понимает, что проблeмy эту так просто не решить. Кроме того, как у любой женщины в таком возрасте, опыт у неё несколько более обширный, чем у Пети. Потому она и отвечает:

— Нет, Пeтичкa, ты сыном маме моей не будешь. Ты будешь ей — зять.
Слово это резкое, односложное Петя слышит впервые, а потому оценить его не может:

— А это, что ли, плохо — «зять»?

Вероника жарко продолжает:

— Конечно, плохо! Это ещё хуже, чем «молдаванин»!.

Чувствует Петя, что шансы его счастливо устроить их совместную с Вероникой судьбу стремятся к нулю. И опять начинает думать. А Вероника — скорбеть, безутешно и горько.
И опять Петя находит выход:

— Ну и пусть плохо! Я же на тебе пoжeнюсь, а не на твоей маме!

Потом пoнимает, что успех от эффекта, который произвели на Веронику его слова, следует закрепить чем-то. Пoнимaeт и чмокaeт приятельницу в щёку.

Та какое-то вpeмя сидит, ошарашенная. Потом строит капризную гримасу, достаёт из кармашка носовой платок и как будто бы брезгливо вытирает щёку:

— Фуyyy, чёрт coпливый! Всю измазал!..

В этот раз Петя находится мoлниeнoсно:

— Ну, и чё? Сопли же мои? И ты — моя!..

Вероника мгновенно оценивает мужскую железную логику и отвечает:

— Да?.. Ну, тогда измазавай дальше!..

И пoдставляет щёкy…

НЕЗАМУЖНЯЯ.

Автор: #Олег_Букач @grustnopub

Когда Валера приходил к Зинке, она буквально на глазах глупела. Это — от счастья. Суетилась, начинала прихорашиваться, прятать под подушки разбросанные вещи, которые примеряла перед его приходом, и выпутывать из волос бигуди. Потом бежала в ванную, там причёсывалась, красила губы. И такая, при полном своём неотразимом параде, тогда уж выходила к нему.

Так ещё бы ей не быть счастливой! Ну, сами посудите.

Зинка — мать одиночка, которая по-настоящему и замужем-то никогда не была. Так, «поженихалась» со своим Серёженькой месяц-другой, а потом он отбыл из их города на историческую родину, имени которой Зинка толком так и не узнала. Не то возлюбленный её был из Молдавии, не то с Украины. А у них тут он на рынке подрабатывал. И кем — Зинка тоже не знала.

Ага, убыл, значит, свет Зинкиных очей, оставив её слегка беременной. Самую малость. Потому что сроку около двух недель было, Зинка и сама ещё не знала. Потом, когда Серёжа ночевать к ней не пришёл и не приходил больше месяца, Зинка и поняла, что… как бы это поправильней выразиться… — осталась не одна.

И в положенное время родила, как вылила, мальчика. Да хорошенького такого! Так ведь и было — в кого! Зинка сама — неземная красотуха, а Серёжа у неё так вообще писаным королевичем был.

Надо сказать, что с ребёночком ей повезло. Спокойный был, как удав: спал всё время, а когда просыпался, то внимательно и тщательно сосал материну грудь. Благо дело, молока у Зинаиды было, как у хорошей удоистой коровы. Могла бы без труда и ещё одного младенчика выкормить.

И не болел почти Славик положенными всем детям младенческими болезнями.

А Славиком она его в честь актёра Вячеслава Тихонова назвала. Потому что, когда была беременной ещё, то случайно увидела старый фильм «Война и мир» называется. И там был князь Андрей Болконский. А князем этим и был тот самый актёр Тихонов, который чем-то на её Серёженьку походил. «И другой альтернативы» у Зинки просто не было. Так и записали в метрике: «Вячеслав Сергеевич Болотов». Зина сама это сто раз про себя повторила и сама себя слушала: звучало как музыка. Тема из группы опусы и рассказы.

Ребёнок Славик был солнечный. Когда матери нужно было готовить обед или убирать в квартире, она расстилала на полу одеяло, обгораживала его со всех сторон стульями, а в центр такого вот наспех сооружённого манежа сажала Славочку. Давала ему свою старую сумку, бигуди и какие-нибудь тряпочки. И ребёнок играл. Играл молча, без капризов и жалоб. Даже когда однажды Зинка с кухни к нему заглянула и увидела, что сын застрял головой между стульями (вылезти, наверное, хотел), он всё равно кряхтел и молчал, и ручками своими толстенькими старался стулья раздвинуть.

Когда Славик стал подрастать, проблем с ним не прибавилось. Мать спокойно отпускала его поиграть во двор. Только говорила, чтобы каждые 10 минут он подбегал к окну (квартира у Зинаиды была на первом этаже) и кричал: «Мама! Я здесь!..»

Часов же у сына не было, а потому подбегал к окну он каждые три минуты и кричал, пока Зинка не выглядывала и не отвечала ему: «Хорошо, сынок!» А он всё равно стоял и не уходил. Тогда она спрашивала: «Что же ты? Иди, играй!» Мальчик отвечал: «Ты мне не улыбнулась…» Мать улыбалась, по-настоящему, а не потому, что сын просил, и он снова убегал на площадку к детям.

А однажды с улицы он крикнул своё «мамаяздесь», и когда она в окно высунулась, то увидела, что прижимает к себе ребёнок котёнка:
— Мама, мне его тётя отдала. Сказала, что его Еремей зовут. И ещё сказала, что ты будешь рада и чтобы мы с тобой его берегли.
Славик был таким честным сейчас перед нею, что ничего другого, кроме как улыбнуться в ответ, Зинка придумать не могла. А потом сказала:
— Еремей, наверное, кушать хочет. Идите домой, оба, я ему молока налью.
И сын с котёнком побежал в подъезд. Счастливый Славик. Еремей пока ещё был счастлив не очень.

Вот так и жили, втроём. Пока Зина с Валерой не познакомилась.
Был он ровесником Зинаидиным. Женат ни разу ещё не был. Обстоятельный такой мужик, солидный, хоть и не старый ещё. Работал на мебельной фабрике и хорошо зарабатывал. Стал к Зинке в субботу с ночёвкой приходить. Говорил мало, ел много, пил — не очень. К его приходу Зинаида всегда готовила заранее бутылочку беленькой, которую охлаждала в морозилке, и подавала Валере к ней лафитничек — гранёную стопочку такую на коротенькой ножке. Валере эти рюмочки особенно нравились.

В этот раз всё было как обычно. Пришёл Валера. Руку ещё в прихожей Славику пожал. Сел на диван в комнате, пока Зинка завершала свой приготовительный ритуал. Потом они втроём, нет, — вчетвером, ещё же и Еремей был (Славик держал его на коленях), посмотрели телевизор и пошли обедать.

После обеда, традиционно, прилегли все отдохнуть, собираясь вечером погулять в парке.

Когда Зина затворила дверь в Славикову комнату и угнездилась рядом с Валерой, положив голову ему на руку, он впервые завёл разговор о женитьбе:
— Думаю, что жить пока что у тебя будем. Потом съедемся, чтоб попросторней было. Или мою квартиру сдавать будем? Чтоб дополнительный доход?.. Только вот, знаешь, Зинаида, что… Кошек не люблю я. Отдать вашего Елизара придётся…
— Еремея, — поправила его Зина и напряглась, слушая.
— Да, Еремея вашего…

Потом помолчал, помолчал. И солидно так, как давно решённое дело, добавил:
— А Славку к матери моей в деревню отправим. А чё? Воздух там свежий. И школа есть. Мы же с тобой ещё молодые — своих родим целую кучу.
Зинкина голова на его плече словно окаменела — не шелохнулась. Так, в тишине, они несколько минут полежали. Потом Зинка встала, стыдливо, будто никогда он её раздетой не видел, запахнулась в халат, подошла к его вещам, которые лежали рядом, в кресле. Взяла его брюки, протянула ему и сказала:

— Тааак… На портки свои нестираные… Надевай их и катись…

— Куда?..

— К матери своей, в деревню. На свежий воздух… А нам, троим, свежего воздуха и в нашем парке хватает…

Надькино щастье

Автор: #Олег_Букач @grustnopub

Ох!
Да и как же Надька от мужиков своих устала!!
Просто ужс!!!
Ну, сами-то посудите:
1) Отец – Семён Андреич.
2) Брат – Андрей Семёныч.
3) Муж Васенька.
4) … а тут ещё и сын! Даже – целых две штуки: Валерик и Виталик.
Тут любая прям с ума-то сойдёт! Ладно, я – по порядку.

1) Отец
Он, вообще-то, мужик у неё хороший. Даже, можно сказать, - почти отличный. Когда они с Андреем маленькими были (Андрей так ещё меньше – на два года), а отец с работы приходил, ну, выпимши, канешна, не без этого, то прям в коридоре раздеваться начинал. Раздевается, значит, а сам говорит: «Я пришёл, бабы… - потом помолчит несколько и добавит:- и Андрюша, сынок!»
Затем, чтобы суровости больше нагнать, чтобы мать его «боялася и с разговорами воспитательными не лезла», бубнит: «И чё мне теперь делать-то?..»
Мать-покойница, бывало, сунет локтем Надюшку под бок-то: «Иди, корми отца-то! Голодный, наверна!..» Они в это время с нею вдвоём в комнате сидят либо крючком вяжут, либо вышивают чёнить красивенькое.
И идёт Надежда, борщ на плиту греть ставит, котлеты, картошку. А мать-то сама – тут как тут: «И чё это ты, Надежда, абы как отца кормишь-то?!. И стол не вытерла, и хлеба не нарезала!! Иди уж, я сама!!!»
И уходит Надюха с кухни, и слышат они с Андреем только за стенкой «Бу-бу-бу» да «Бу-бу-бу» - эт мать отца пилит. А он молчит себе, да и всё.
Когда они повырастали, а мать умерла, так Надюшка отца к себе забрала. А куда его, старого девать-то? Не на Андрюшку же вешать. Ага, забрала, значит, а у него словно бы ум мешаться начал. Надежда с работы приходит, он как выскочит к дверям. Да улыбается так светло, как только дети и старики могут. Глянет… и словно бы даже погаснет весь: «А, это ты, дочк…» Разворачивается было уходить, потом обернётся и скажет: «Ты, вот чего. Када мать встретишь, скажи ей, штобы она меня от тебя к себе забрала. Мне с нею-то лучше будет. Да и она, должно, скучает там без меня-то».
2) Брат Андрей
Наивный прям, как дурачок деревенский. Всё не женится никак, всё «великую любовь» ищет и раз в полгода находит.
Оля.
Эта сразу сказала, что « в квартире заинтересованная очень». Надюшка пришла. Поговорила с деушкой. Теперь Оля в другом месте жилплощадью интересуется.
Галя.
Та на восемь лет старше Андрюшки. Последний шанс реализовать, видно, хотела. Надя ей сказала: «И не стыдно вам, тётенька, малолетку-то растлять?!.» И та «устыдилась», наверное, тоже куда-то подевалась.
Света.
Эта просто жизнь любила. А так как мужчины являются неотъемлемой частью той жизни, то и мужчин любила тоже. Надька с одним из них её в городе выследила, и когда они сели в кафе открытом на веранде, подошла и … точно Надька сама не помнит.. кажется, что-то плохое Свете сказала. Та обиделась и от Андрея ушла.
Теперь у Андрюшки – Неля. Пока Надюшка и не знает даже, но – присматривается…
3) Муж Васенька
Надьке в бою достался. Она на танцы в дом культуры пришла. На дискотеку, короче. А когда выходить уже стала (фу-у-у! Натанцевалася!..) двое на крыльце ей чё-то обидное про ноги сказали. И Васенька в это же время выходил. Он за Надьку и вступился. А те двое стали его бить. И прям по лицу, кулаками прям! И не только по лицу!! И не только кулаками!!!
Надька как такие благородство и несправедливость увидела, прям запылала вся и в драку, не раздумывая, полезла. Короче, они с Васенькой победили супостатов. Надежда Василием загордилась прям вся и замуж за него вышла. Когда в загсе толстая тётка с нарисованными губами и бровями спросила, согласна ли На… Надька дослушивать не стала, а заорала, что «Да-а-а!..»
Надо честно сказать, что ни разу о том, что согласилась, Надюшка не пожалела. Васенька у неё: а) Хозяин, б) Работящий, в) А ночью - ммм!.. г) Отец – каких поискать.
Короче – «Щастя»!!!
4) Сын Валерик и Виталик.
Тут Надежде больше всего-то и повезло. Оба красивенькие – невозможно прям! Умненькие – ужс: в школе почти на одни четвёрки учатся, только вот по русскому и математике… Но это – учителя такие просто.

Надька утром просыпается от того, что во сне улыбаться начинает. Это потому, что знает: вот сейчас глаза откроет, а рядом – Васенька. И за стенкой Валерик с Виталиком сопят. А за другой – отец старик что-то бормочет. В доме же напротив брат Андрюшка спит, наверное, ещё, а рядом с ним, кажется, Наташа сейчас сны про женское щасье досматривает.
А Надежде-то вставать уже пора, щастью своему завтрак готовить. Да каждому ведь свой, особенный! Оно такое, это самое щастье – привередливое. Васеньке – яичница с сосисками полагается. Валерику с Виталиком – варёные яйца (Валерику – вкрутую, а Виталику – всмятку). Отцу, значит, овсянка на воде, без сахара, а с солью. Сама? А чё сама-то? Что от «щастья» останется,- то и завтрак.
Опять замечталась. Всё. Встаю…

Каждой тётеньке - по дяденьке

Автор: #Олег_Букач @grustnopub

В любом городе большом есть старые тенистые дворы, где спрятаться от жизни можно. Хоть на какое-то время перестать торопиться и избежать суеты.
Вот в самой глубине одного из таких дворов, тихого и зелёного, притаилась детская площадка. Площадка как площадка, ничего особенного.
Рукоходы, горка, какие-то лабиринты, песочница и домик. Всё это из яркого пластика – жёлтого, зелёного, красного, - что, по мнению создателей, должно будить детскую фантазию и побуждать юные умы и души к творчеству, а от плохого и бездушного наоборот отвращать.

А избушечка та самая, ну, которая домик, больше на собачью конуру похожа, только вот окошечки в каждой стене и поясняют, что это для людей, а не для собак сконструировано.
Денёк сегодня хоть и тёплый, но кисленький какой-то. Солнышка нет. Небо серое, но не очень. И иногда из этой серости, кажется, даже дождик сеяться начинает, больше на пыль похожий. Одним словом, такой денёк сегодня, когда хочется сидеть в полутьме где-нибудь и рассказы страшные друг другу рассказывать про чёрную, чёрную руку, которая живёт одна в чёрном-пречёрном доме и в полночь…

Вот и сидят теперь Серёжа с Леночкой в этой избушке, где даже и для них, шестилетних, места не очень много. Сидят, значит, носами шмыгают. Серёжа вспоминает, что у него же:
- Лен, семечки буишь?..
- Жареные? «От бабы Мани» которые? – она у него спрашивает.
Он только пхыкает в ответ: а то какие же! Что он, Леночкиных вкусов не знает?! Были бы другие, так даже предлагать бы не стал.
Сидят дальше. Теперь не только носы делом заняты (шмыгают же, помните?), но и руки с зубами: семечки разделывают.

После некоторой паузы, которая на Серёжин взгляд слегка затянулась, он, не глядя на подругу свою боевую, с которой они с яслей ещё вместе по жизни идут, говорит:
- Вырастем – поженимся…
Она не удивлена. Видно, что эта мысль и ей в голову приходила. Неоднократно. Помолчала, потом говорит:
- И чё? Чё делать-то будем?..
- Как чё! – будущий муж отвечает. – На Северный или на Южный полюс жить поедем. Ну, на тот, где пингвины живут.
Леночка будущего родственника хорошо уже знает, а потому с расспросами не лезет. Ждёт, когда сам расскажет. И он – рассказывает:
- Мы их пасти там будем…
- Ты чё, дурачок совсем, что ли? Пингвины же не коровы! Чё их пасти-то?.. Да и трава там не растёт.
- Сама ты, Лен, дурачок! – говорит Серёжа. – Мы их к океану водить будем, чтобы они там рыбу рыбачили, наедались сами и нам с тобой приносили. Мы им сажем: «Пингвины, а пингвины! А ну-ка, отправляйтесь в океан за добычей!» Они нырнут, сами наедятся и нам с тобою принесут. А пока они рыбу ловят, мы с тобою костёр на берегу разведём, чтобы рыбу пожарить. Ты умеешь? Ну, рыбу жарить…

Ленка затаилась слегка, даже семечки грызть перестала. И отрицательно покачала головой.
- Научись, пока не поздно. Есть время ещё у тебя, - Серёжа ей говорит, потому как он же главой семьи будет и «планов громадьё», значит, ему строить.
Лена послушно кивает в ответ и принимается вновь за семечки, которые у неё даже отсырели маленько в ладошечке от волнения. Чуть-чуть погрызла, потом и говорит будущему властелину её судьбы и сердца:
- Тока маму мою с собою возьмём… чтоб она тут одна не оставалась…
- Чё это – только твою-то? И мою тогда заберём…
- Не-е-е, две мамы на одну сЕмью – много, - Леночка Серёже говорит. – Да твоя и не поедет с нами! Сам же говорил, что, как только у вас дядь Валера жить стал, так она улыбается всё время и тока на него и смотрит.

Серёжка никакого противоречия не видит. Мужик ведь, хоть и будущий. А потому в вопросах сердечных подтупливает:
- И чё с того?
- А то с того, СерёжАчка, что любовь это. И ни на каких пингвинов она не меняется. Я знаю…
- Ты-то откуда знаешь?..
- Потому что я, Серёж, тоже, ну, это… тётенька… Буду, когда вырасту…

Ленка вздыхает так, что со стороны начинает казаться, будто она уже «тётенька» и поняла в жизни главное, до которого мужчине, что сейчас рядом с нею, ещё ой сколько раз ошибиться придётся, прежде чем главное это самое он поймёт.

А Леночка продолжает:
- А моя мама – одна совсем. Ну, я-то, конечно, есть у неё. Но это – другое. У меня вот она и ты есть, а у неё – я только. Она, знаешь, вечером сидит, сидит, телевизор смотрит, смотрит. А потом плакать начинает на самом смешном месте прям! Я её спрашиваю, зачем, хоть и сама знаю. А она говорит, что это она рассмеялась так, до слёз. А потом уйдёт на кухню и там… (Ленка делает страшные глаза)… курить в форточку начинает, хоть она у меня и не курит. И что теперь? Я её одну оставлю, а сама к пингвинам уеду, что ли?..

Ладно, пойду я домой, а то сижу тут, семечки твои щёлкаю, а там мама дома одна совсем!..
Вскочила Ленка, ладошечки свои пухленькие отёрла одну о другую, из избушки выскочила и домой понеслась. И убегала, как все девчонки это делают: ноги в стороны раскидывая и чуть-чуть руками подол платья прижимая. Красиво это всегда. Даже если уходят они не попрощавшись.
Серёжа ещё посидел немножко, но семечки грызть перестал. Вздохнул и тоже к дому зашагал решительно.

… А там весь вечер молчал, супился, думал всё о чём-то. А когда перед сном мама зашла к нему в комнату, чтобы поцеловать, сказал ей:
- Мам, а мам! А давай дядь Валера будет жить день у нас, а день у Ленки с тёть Мариной? А то у нас в доме целых два дяденьки (ну, я пока что не очень дяденька, но скоро буду!), а у них – ни одного, получается. А это неправильно. У каждой тётеньки, даже у будущей или бывшей, должен быть свой дяденька…

Рожала она – как кошка: каждый год по ребёнку. А всё потому, что добрая была: никому отказать не смела.

Автор: #Олег_Букач @grustnopub

А они, мужики эти, пользовались и исчезали, даже не дождавшись рождения своего чада. Да и на кой оно, чадо то есть, им нужно было! И женщина такая – зачем?..

Бестолковая, широкотелая, с толстыми ногами и бёдрами. Она даже пирожки испечь не могла. Всё какие-то они у неё получались в полсковороды, с плохо промешанной картошкой. Пирожками этими, в основном, и кормила детей своих. Седьмого уж так поднимала. Точнее – седьмую.

Потому что все семеро были у неё девки. Но зато – всех мастей! Ленка с Настей – белёсые такие, что даже брови и ресницы как у молочных поросят. Людка такая рыжая, что аж в красноту. И как дроздовое яйцо конопатая. У неё и отец таким был, за красный волос и пустила его тогда на постой. Олька с Галькой – русые, с косами в пол. Женька чернявая, как цыганочка. Да почему – «как»? Отец у неё и был цыганом, горячим и жгучеглазым. А Томочку она от турка прижила, когда турецкие рабочие недалеко тут мост строили. И была Томочка как восточная княжна. С длинными глазами, чуть приподнятыми к вискам, ярко сиявшими глянцевыми белками. Чёрная синева её волос струилась по плечам, как редкий шёлк, и скручивалась тугими кольцами.

Что такое «воспитывать» Алёна не знала. Не знала даже, наверное, и слова-то такого. Она просто жила рядом со своими детьми и всё накормить и порадовать их старалась. Потому и вставала каждый день в 4 утра, чтобы до работы ещё успеть всё по дому переделать и дочкам пирогов на день напечь. Пекла и в таз эмалированный складывала. Пекла и складывала. К вечеру таз был пуст.

Правду сказать, и девки рано помогать ей начали. Когда младшая, Томочка, в школу пошла, то Алёна совсем уж распрямилась: вся работа по дому была на дочерях. Как девки учились, про то мать не ведала, потому что всей учёбой руководила Галька, старшая. Она сестёр и в школу водила, и уроки потом с ними делала, и объясняла, и била, если в том нужда была.

И почитали они её как родную мать. И даже ещё больше. За честь у них считалось перед сном к Гальке прийти, полежать с ней и посекретничать.

Мать беспокоить нельзя было, потому что она на работе устаёт и ей отдыхать дома нужно. Мать вроде иконы в доме была. Все дочери обращались к ней на «Вы», и слово её было, как приговор суда: не обсуждать, а просто выполнять нужно было. Гальке спасибо, она так поставила. Надо сказать, что и сама она матери во всём была покорна. И когда с нею разговаривала, то куда и девались только её властный командирский тон и жёсткий взгляд. Перед Алёной всегда стояла тихая и покорная дочь. И если мать говорила, что надо бы девчонкам к новому году костюмы на ёлку в школу пошить, то Галька неделю ночами те костюмы исполняла. И такого напридумывала, что в школе только охали и ахали и Алёнину семью нахваливали.

А в день рождения материн девки ей целую концертную программу приготовили. Выволокли во двор стулья, а для матери кресло из одного из них сделали: подушками обвязали и золотой бумагой украсили. И пели для неё, и стихи рассказывали, и танцы танцевали. А в конце Галька в мужчину переоделась, усы карандашом для глаз навела и мать на вальс пригласила.

Алёна даже не знала, что это и есть счастье, а просто чувствовала тогда, что правильно сделала, что всех их родила, несмотря на людские толки и косые взгляды.

А когда Галька школу заканчивала, то Алёну туда пригласили. И прямо при ней дочери вручили медаль золотую. Оказывается, она и в школе лучше всех была.

Но учиться дальше Галка не стала: куда же она от такой огромной семьи, от сестёр, от матери, которые без неё пропадут. Алёна спросила дочь о том, что делать собирается, та сказала, что насчёт работы на ферме уже договорилась. Мать только и ответила:

- Ну, значит, сама так решила. А медаль как же? Так просто и будет на стенке висеть?

Дочь просто хмыкнула, и – всё. Поговорили. И договорились.

А тут вскоре и война началась. Стало совсем не до учёбы. Воевали где-то далеко от их деревни. А у них террористов не было, потому они и не очень-то беспокоились, что загадочное слово «АТО» затронет и их богом поцелованный в самую маковку райский уголок.

… Когда первые снаряды стали рваться недалеко от Алёниной фермы, она всё бросила и домой кинулась. Дети ведь перепугаются без неё, а Гальке одной трудно будет их успокоить. Бежала к дому. А сердце как-то странно бухало в груди, редко и сильно бухало. Взялась рукою за калитку, глаза подняла, чтобы привычно на окна взглянуть. А глядеть не на что. Нет дома. Яма глубокая посреди двора. И на краю той ямы Галька сидит – она раньше матери домой успела. Но всё равно – опоздала. Сидит Галька и в руках Томочкину туфельку держит.

- Дети где? Целы?- выдохнула Алёна.

Галька, не глядя на мать, кивнула на яму:

- Там… Дома остались… - и как собака завыыыыыыыла…