Колхозная свадьба исчезла целиком в 1993 — 31 год спустя столовая открыла леденящую правду

15 августа 1993 года в селе Алексеевка, Тамбовской области, праздновали свадьбу. 23 человека собрались в колхозной столовой, чтобы отметить начало новой семейной жизни. К утру 16 августа все они исчезли. Бесследно. Словно растворились в воздухе. 31 год эта история оставалась загадкой. 31 год родственники ждали хоть какого-то ответа. И только в 2024 году правда вышла наружу. Правда, которая пряталась под полом той самой столовой всё это время.

Эта история началась задолго до той августовской ночи. Село Алексеевка в 1993 году переживало не лучшие времена. Колхоз разваливался. Зарплаты не платили месяцами. Люди выживали как могли. В этой атмосфере всеобщего хаоса готовилась свадьба Дмитрия Смирнова и Елены Соколовой.

Дмитрий работал кладовщиком на военном складе в 30 километрах от села. Ему было 24 года. Высокий, крепкий парень с открытым лицом. Елена трудилась медсестрой в сельской больнице. 22 года, светлые волосы, тихая улыбка. Они встречались два года и наконец решились пожениться.

3 августа 1993 года Дмитрий пришёл в колхозную столовую договариваться о банкете. Столовая находилась в центре села. Типовое здание 1974 года постройки. Красный кирпич, высокие окна, зал на 60 мест. Заведовал столовой Иван Громов.

Ивану было 28 лет. Среднего роста, коренастый, с жёсткими чертами лица. Он получил эту должность год назад. До этого работал водителем в том же колхозе. Репутация у Громова была неоднозначная. Жёсткий в делах, не прощал долгов. Дмитрий и Иван договорились о банкете на 23 персоны. Громов озвучил сумму: 10 000 рублей предоплатой. Для 1993 года это были огромные деньги. Три месячные зарплаты работника колхоза. Дмитрий пообещал принести деньги позже, из подарков гостей на свадьбе. Громов нахмурился, но согласился. Записал заказ в толстую книгу учёта. Свадьба Смирновых, 23 персоны, 15 августа.

В столовой в тот момент работала повар Ольга Савельева. 25 лет, невысокая, стройная, с тёмными волосами, собранными в хвост. Она готовила на кухне, но слышала разговор. Когда Дмитрий ушёл, Ольга вышла в зал. Взгляд её был странным, напряжённым. Громов спросил, всё ли в порядке. Ольга кивнула, сказала, что просто устала, и вернулась на кухню. Но руки её слегка дрожали, когда она брала нож для нарезки овощей.

Никто тогда не знал, что Ольга и Дмитрий встречались раньше, пять лет назад. В 1988 году Дмитрий подрабатывал грузчиком в той же столовой. Ольге было 20, Дмитрию 19. Между ними что-то было. Недолго. Потом случилось нечто, о чём Ольга никому не рассказывала. На стене зала столовой висела старая фотография. Коллектив 1988 года. Выцветшая, в простой деревянной рамке. На фото стояли работники: повара, посудомойки, грузчики. Среди них молодая Ольга. И рядом, в углу кадра, молодой парень с табличкой на груди "Грузчик". Это был Дмитрий Смирнов. Но фотография висела так давно, что никто уже не обращал на неё внимания.

12 августа, за три дня до свадьбы, Дмитрия встретил у проходной воинской части местный авторитет Виктор Крючков. Все в селе его знали просто как Витя. Бывший афганец, 32 года, владелец автосервиса. В 90-е годы Крючков контролировал многие дела в округе: серые схемы, контрабанду.

Крючков подошёл к Дмитрию, заговорил негромко, сказал что-то про склад, про оружие. Дмитрий побледнел. Ответил, что ничего не знает. Крючков усмехнулся. Произнёс фразу, которую потом вспомнит свидетель: "Много видел, плохо кончишь". Развернулся и ушёл.

Дело в том, что в июле 1993 года со склада, где работал Дмитрий, пропало 15 автоматов и 200 патронов. Официально списали на ошибку в документации. Но все понимали: кража. Оружие уходило в Чечню. Там начиналась война, спрос был огромный. Дмитрий действительно видел что-то подозрительное — ночную погрузку, незнакомых людей. Он не стал никому рассказывать, испугался. Но Крючков узнал, что кладовщик был на складе в ту ночь, и решил проверить, не станет ли Дмитрий проблемой.

14 августа, за день до свадьбы, Елена написала в дневнике. Запись короткая: "Завтра свадьба. Так волнуюсь. Всё готово. Только повар в столовой какая-то странная. Всё время смотрит на Димочку".

Утро 15 августа началось с росписи в сельсовете. В 9 часов утра молодожёны расписались. Свидетели, родители, близкие друзья — всего 23 человека. Гости возрастом от 19 до 58 лет. Родители невесты, родители жениха, друзья, коллеги по работе. В половине 12 дня все собрались в столовой. Громов открыл двери. Столы были накрыты белыми скатертями, посуда расставлена. Ольга Савельева активно помогала, улыбалась невесте, поздравляла, говорила, как красиво невеста выглядит в платье.

Банкет начался. Музыка играла. Гости веселились. Иван Громов находился в зале до 11 вечера, потом, по его словам, ушёл домой. Сказал Дмитрию, что тот закроет столовую сам и отдаст ключ утром. Дмитрий кивнул, пообещал. Ольга оставалась дольше, помогала на кухне, выносила блюда. В 10 вечера она тоже ушла, так она потом утверждала. Гости продолжали праздновать.

Пётр Ковалёв жил в доме напротив столовой. 19 лет, студент техникума, приехавший на каникулы. В ту ночь он не спал, готовился к экзамену. Окно его комнаты выходило прямо на столовую. В 22 часа 40 минут Пётр слышал музыку из столовой, весёлые голоса, смех. Всё было обычно.

В 23:15 музыка стихла. Пётр отвлёкся от учебника и прислушался. Из подвала столовой доносился странный гул, глухой, непонятный. Пётр нахмурился, но решил не вмешиваться. Вернулся к книгам.

В 2 часа 30 минут ночи Пётр проснулся. Задремал над учебником. Разбудил его звук двигателя. Он подошёл к окну и увидел грузовик возле столовой. Фары горели. Кто-то грузил что-то в кузов. Пётр не разглядел лица, было темно. Грузовик уехал. Пётр лёг спать.

В 6 часов 15 минут утра 16 августа мимо столовой проходил пастух. Вёл стадо на выпас. Столовая была закрыта. Дверь заперта на висячий замок. Снаружи. Всё тихо. Пастух не придал этому значения, пошёл дальше.

В 14 часов 30 минут мать невесты Галина Соколова пришла к столовой. Хотела забрать молодых, отвезти в ЗАГС за свидетельством о браке. Дверь оказалась заперта. Галина постучала. Никто не ответил. Она заглянула в окно. Зал был пуст. Столы накрыты чистыми белыми скатертями. Никаких следов банкета: ни бутылок, ни тарелок, ни людей. Галина побежала к соседям, подняла тревогу.

Через полчаса возле столовой собралась толпа. Вызвали милицию. Участковый приехал в 15 часов. Вскрыли замок, вошли внутрь. Столовая была идеально чистой. Столы вымыты, пол вымыт. Пахло хлоркой, сильно, резко. Как после генеральной уборки. На кухне порядок. В подсобных помещениях тоже. Никаких личных вещей: ни сумок, ни курток, ни подарков. Ничего. 23 человека исчезли бесследно.

Участковый составил протокол, начался первичный опрос. Ивана Громова нашли дома в 15 часов. Он выглядел удивлённым, сказал, что ушёл вчера в 11 вечера. Гости продолжали веселиться, Дмитрий обещал закрыть и отдать ключ утром, но не отдал. Громов показал книгу учёта. Там была запись о свадьбе. Но в графе "Оплата" стояла надпись другими чернилами: "Получено полностью 15 тысяч рублей". Громов объяснил: Дмитрий задолжал 5 тысяч сверх предоплаты за дополнительные блюда и напитки. Видимо, сбежал с долгом. И гостей увёл. Версия звучала странно, но в 1993-м такое случалось. Люди бежали от долгов, исчезали целыми семьями, начинали новую жизнь в другом городе.

Ольгу Савельеву опросили во вторую очередь. Она плакала, говорила, какая милая была пара, как она старалась украсить салаты, как радовалась за молодых. Ольга предложила помощь: обзвонить больницы, расклеить объявления, организовать поиски. Участковый согласился. Ольга стала самой активной помощницей. Собрала группу из 12 односельчан, они обходили овраги, заброшенные здания, колодца, искали любые следы. Ольга возглавляла эти поиски, утешала родственников, собирала фотографии пропавших.

Виктора Крючкова вызвали на допрос через неделю. Он пришёл спокойный. Сказал, что не знает никакого Дмитрия Смирнова. Может, парень сам увёл гостей куда-то, делить подарки. Крючков держался уверенно. Алиби у него было. В ночь с 15 на 16 августа он был на похоронах в соседней области. Мать жены умерла 14 августа. Крючков показал документы: свидетельство о смерти, запись в книге соболезнований, подписи 40 человек, фотографии с похорон.

Петра Ковалёва опросили в последнюю очередь. Он нервничал, говорил, что ничего не слышал, заснул рано. Участковый не стал давить, отпустил.

Через две недели после исчезновения на окраине села, в лесополосе, нашли свадебное платье невесты. Закопанное неглубоко. Кто-то из грибников наткнулся. Платье было порвано, в земле. Но экспертиза не выявила никаких следов происшествия на ткани. Просто грязное, порванное платье. Потом начали находить другие вещи: мужской пиджак в овраге в трёх километрах от села, женскую сумочку в заброшенном сарае в пяти километрах, туфли в придорожной канаве. Всё разбросано по округе, словно кто-то специально оставлял следы.

Появилась анонимная записка, якобы от жениха: "Уезжаем начинать новую жизнь. Не ищите". Почерк был похож на почерк Дмитрия, но не совсем. Эксперты в 1993 году не могли провести детальный анализ, оборудования не было. Ещё один свидетель заявил, что видел ночью колонну машин на трассе. Четыре или пять автомобилей, похоже на свадебный кортеж. Но проверка показала: свидетель указал совсем другую дорогу, перепутал даты. Ложный след.

Милиция зафиксировала массовое исчезновение, но активных поисков не начала. Взрослые люди имеют право уехать. Долги, конфликты, желание начать заново. В 90-е это было обычным делом. К тому же участковый получил рекомендацию не раздувать дело. Источник рекомендации остался неизвестным. Но многие подозревали влияние Крючкова. Дело закрыли через месяц: массовое исчезновение по собственной воле.

Родственники не согласились. Мать невесты Галина каждый день ходила к столовой, смотрела на закрытые окна, ждала, надеялась. Сестра жениха Марина создала картотеку, записывала любую информацию, любые слухи. Обращалась в милицию каждый месяц, требовала продолжить поиски. Ей отказывали.

Годы шли. Село жило дальше. Столовая продолжала работать. Иван Громов заведовал ею до 2000 года. Потом переехал в районный центр, открыл небольшое кафе. Ольга Савельева работала поваром до 2008 года, когда столовая закрылась. Потом она переехала в соседний район, купила дом. Небольшой, но добротный. На вопросы о деньгах отвечала: "Наследство от тётки". Виктор Крючков разбогател в 2000-е. Автосервис расширился, открыл сеть магазинов, стал уважаемым бизнесменом. Никто не вспоминал его тёмное прошлое. Пётр Ковалёв окончил техникум, уехал в город, построил карьеру, женился. Но иногда по ночам он просыпался, вспоминал ту ночь, грузовик, странный гул. Чувство вины не отпускало.

Столовая пустовала 16 лет: с 2008 по 2024 год. Здание ветшало, окна были разбиты, крыша протекала. Местные жители обходили это место стороной, говорили, что там неспокойно, призраки свадьбы.

В начале 2024 года здание выкупил предприниматель из областного центра. Решил открыть современное кафе. Начал ремонт, нанял бригаду рабочих. 16 июля 2024 года рабочие спустились в подвал. Начали демонтаж старого пола. Бетонные плиты. Под ними ещё один слой бетона. Более свежий. Рабочие удивились. Зачем два слоя бетона в подвале? Отбойным молотком начали разбивать второй слой. Под ним обнаружили странные включения: фрагменты ткани, обувь, металлические предметы. Рабочие остановились, вызвали прораба. Прораб вызвал милицию. Следователи прибыли через час. Оцепили территорию. Начали аккуратную расчистку бетона. Под ним находилось то, что искали 31 год.

Экспертиза началась немедленно. Специалисты областного управления работали в подвале столовой пять дней. Осторожно извлекали улики из бетона, фиксировали каждую деталь, делали снимки, составляли схемы. Под бетонным слоем находились останки 23 человек. Экспертиза подтвердила, что все они погибли в одну ночь: в ночь с 15 на 16 августа 1993 года. 31 год они лежали под полом подвала.

Среди находок обнаружили личные вещи: обручальные кольца с гравировкой «Дима и Лена навсегда» и датой «15 августа 93», медальон невесты, внутри фотография жениха, мужские часы, остановившиеся в 23 часа 20 минут, женские украшения, документы в пластиковых обложках, частично сохранившиеся.

22 июля 2024 года следствие официально возобновило дело. Убийство 23 человек. Возбуждено уголовное дело. Создана специальная следственная группа: опытные криминалисты, психологи, эксперты. Первым делом следователи подняли материалы дела 1993 года, изучили протоколы допросов, схемы, фотографии, версии. Всё указывало на добровольное исчезновение. Но теперь стало ясно, что это было убийство. Тщательно спланированное, хладнокровно исполненное.

Ивана Громова нашли в районном центре. Ему было 59 лет. Кафе он закрыл пять лет назад, жил на пенсию. Здоровье подорвано, много пил. Лицо осунувшееся, руки дрожали. Когда следователи постучали в дверь, Громов открыл не сразу. Смотрел долго в глазок, потом отпер. Увидел удостоверение, побледнел. Сказал тихо:
Дорогие читатели! Чтобы ВК показал вам следующую часть, пожалуйста, оставьте любую реакцию.

Этот рассказ надолго выбил меня из колеи… Прочтите до конца, не пожалейте времени. Возможно, он крепко и навсегда утвердит вас в мысли, что жить надо здесь и сейчас…

Автор: #Ольга_Савельева @grustnopub

У мамы в серванте жил хрусталь. Салатницы, фруктовницы, селедочницы. Все громоздкое, непрактичное. И ещё фарфор. Красивый, с переливчатым рисунком цветов и бабочек.

Набор из 12 тарелок, чайных пар и блюд под горячее.

Мама покупала его еще в советские времена, и ходила куда-то ночью с номером 28 на руке. Она называла это: «Урвала». Когда у нас бывали гости, я стелила на стол кипенно белую скатерть. Скатерть просила нарядного фарфора.

— Мам, можно?

— Не надо, это для гостей.

— Так у нас же гости!

— Да какие это гости! Соседи да баб Полина…

Я поняла: чтобы фарфор вышел из серванта, надо, чтобы английская королева бросила Лондон и заглянула в спальный район Капотни, в гости к маме.

Раньше так было принято: купить и ждать, когда начнется настоящая жизнь. А та, которая уже сегодня — не считается. Что это за жизнь такая? Сплошное преодоление. Мало денег, мало радости, много проблем. Настоящая жизнь начнется потом.

Прямо раз — и начнется. И в этот день мы будем есть суп из хрустальной супницы и пить чай из фарфоровых чашек. Но не сегодня.

Когда мама заболела, она почти не выходила из дома. Передвигалась на инвалидной коляске, ходила с костылями, держась за руку сопровождающего.

— Отвези меня на рынок, — попросила мама однажды.

Последние годы одежду маме покупала я, и всегда угадывала. Хотя и не очень любила шоппинг для нее: у нас были разные вкусы. И то, что не нравилось мне — наверняка нравилось маме. Поэтому это был такой антишоппинг — надо было выбрать то, что никогда не купила бы себе — и именно эти обновки приводили маму в восторг.

— Мне белье надо новое, я похудела.

У мамы хорошая, но сложная фигура, небольшие бедра и большая грудь, подобрать белье на глаз невозможно. В итоге мы поехали в магазин. Он был в ТЦ, при входе, на первом этаже. От машины, припаркованной у входа, до магазина мы шли минут сорок. Мама с трудом переставляла больные ноги. Пришли. Выбрали. Примерили.

— Тут очень дорого и нельзя торговаться, — сказала мама. — Пойдем еще куда-то.

— Купи тут, я же плачу, — говорю я. — Это единственный магазин твоей шаговой доступности.

Мама поняла, что я права, не стала спорить. Выбрала белье.

— Сколько стоит?

— Не важно, — говорю я.

— Важно. Я должна знать.

Мама фанат контроля. Ей важно, что это она приняла решение о покупке.

— Пять тысяч, — говорит продавец.

— Пять тысяч за трусы?????

— Это комплект из новой коллекции.

— Да какая разница под одеждой!!!! — мама возмущена.

Я изо всех сил подмигиваю продавцу, показываю пантомиму. Мол, соври.

— Ой, — говорит девочка-продавец, глядя на меня. — Я лишний ноль добавила. Пятьсот рублей стоит комплект.

— То-то же! Ему конечно триста рублей красная цена, но мы просто устали… Может, скинете пару сотен?

— Мам, это магазин, — вмешиваюсь я. — Тут фиксированные цены. Это не рынок.

Я плачу с карты, чтобы мама не видела купюр. Тут же сминаю чек, чтобы лишний ноль не попал ей на глаза. Забираем покупки. Идем до машины.

— Хороший комплект. Нарядный. Я специально сказала, что не нравится, чтоб интерес не показывать. А вдруг бы скинули нам пару сотен. Никогда не показывай продавцу, что вещь тебе понравилась.

Иначе, ты на крючке.

— Хорошо, — говорю я.

— И всегда торгуйся. А вдруг скинут?

— Хорошо.

Я всю жизнь получаю советы, которые неприменимы в моем мире. Я называю их пейджеры. Вроде как они есть, но в век мобильных уже не надо.

Однажды маме позвонили в дверь. Она долго-долго шла к двери. Но за дверью стоял терпеливый и улыбчивый молодой парень. Он продавал набор ножей. Мама его впустила, не задумываясь. Неходячая пенсионерка впустила в квартиру широкоплечего молодого мужика с ножами. Без комментариев. Парень рассказывал маме про сталь, про то, как нож может разрезать носовой платок, подкинутый вверх, на лету.

— А я без мужика живу, в доме никогда нет наточенных ножей, — пожаловалась мама.

Проявила интерес. Хотя сама учила не проявлять. Это было маленькое шоу. В жизни моей мамы было мало шоу. То есть много, но только в телевизоре. А тут — наяву. Парень не продавал ножи. Он продавал шоу. И продал. Парень объявил цену. Обычно этот набор стоит пять тысяч, но сегодня всего 2,5. И еще в подарок кулинарная книга. «Ну надо же! Еще и кулинарная книга!» — подумала мама, ни разу в жизни не готовившая по рецепту: она чувствовала продукт и знала, что и за чем надо добавлять в суп. Мама поняла: ножи надо брать. И взяла.

Пенсия у мамы — 9 тысяч. Если бы она жила одна, то хватало бы на коммуналку и хлеб с молоком. Без лекарств, без одежды, без нижнего белья. И без ножей. Но так как коммуналку, лекарства ,продукты и одежду оплачивала я, то мамина пенсия позволяла ей чувствовать себя независимой. На следующий день я приехала в гости. Мама стала хвастаться ножами. Рассказала про платок, который прям на лету можно разрезать. Зачем резать платки налету и вообще зачем резать платки? Я не понимала этой маркетинговой уловки, но да Бог с ними. Я знала, что ей впарили какой-то китайский ширпотреб в нарядном чемоданчике. Но молчала. Мама любит принимать решения и не любит, когда их осуждают.

— Так что же ты спрятала ножи, не положила на кухню?

— С ума сошла? Это на подарок кому-то. Мало ли в больницу загремлю, врачу какому. Или в Собесе, может, кого надо будет за путевку отблагодарить…

Опять на потом. Опять все лучшее — не себе. Кому-то. Кому-то более достойному, кто уже сегодня живет по-настоящему, не ждет.

Мне тоже генетически передался этот нелепый навык: не жить, а ждать. Моей дочке недавно подарили дорогущую куклу. На коробке написано «Принцесса». Кукла и правда в шикарном платье, с короной и волшебной палочкой. Дочке — полтора годика. Остальных своих кукол она возит за волосы по полу, носит за ноги, а любимого пупса как-то чуть не разогрела в микроволновке. Я спрятала новую куклу.

Потом как-нибудь, когда доделаем ремонт, дочка подрастет, и наступит настоящая жизнь, я отдам ей Принцессу. Не сегодня.

Но вернемся к маме и ножам. Когда мама заснула, я открыла чемоданчик и взяла первый попавшийся нож. Он был красивый, с голубой нарядной ручкой. Я достала из холодильника кусок твердого сыра, и попыталась отрезать кусочек. Нож остался в сыре, ручка у меня в руке. Такая голубая, нарядная.

— Это даже не пластмасса, — подумала я.

Вымыла нож, починила его, положила обратно в чемодан, закрыла и убрала. Маме ничего, конечно, не сказала. Потом пролистала кулинарную книгу. В ней были перепутаны страницы. Начало рецепта от сладкого пирога — конец от печеночного паштета. Бессовестные люди, обманывающие пенсионеров, как вы живете с такой совестью?

В декабре, перед Новым годом маме резко стало лучше, она повеселела, стала смеяться. Я вдохновилась ее смехом. На праздник я подарила ей красивую белую блузку с небольшим деликатным вырезом, призванную подчеркнуть ее большую грудь, с резным воротничком и аккуратными пуговками. Мне нравилась эта блузка.

— Спасибо, — сказала мама и убрала ее в шкаф.

— Наденешь ее на новый год?

— Нет, зачем? Заляпаю еще. Я потом, когда поеду куда-нибудь…

Маме она очевидно не понравилась. Она любила яркие цвета, кричащие расцветки. А может наоборот, очень понравилась. Она рассказывала, как в молодости ей хотелось наряжаться. Но ни одежды, ни денег на неё не было. Была одна белая блузка и много шарфиков. Она меняла шарфики, повязывая их каждый раз по-разному, и благодаря этому прослыла модницей на заводе. К той новогодней блузке я
тоже подарила шарфики. Я думала, что подарила маме немного молодости. Но она убрала молодость на потом.

В принципе, все её поколение так поступило. Отложило молодость на старость. На потом. Опять потом. Все лучшее на потом. И даже когда очевидно, что лучшее уже в прошлом, все равно — потом.
Синдром отложенной жизни.

Мама умерла внезапно. В начале января. В этот день мы собирались к ней всей семьей. И не успели. Я была оглушена. Растеряна. Никак не могла взять себя в руки. То плакала навзрыд. То была спокойна как танк. Я как бы не успевала осознавать, что происходит вокруг. Я поехала в морг. За свидетельством о смерти. При нем работало ритуальное агентство. Я безучастно тыкала пальцем в какие-то картинки с гробами, атласными подушечками, венками и прочим. Агент что-то складывал на калькуляторе.

— Какой размер у усопшей? — спросил меня агент.

— Пятидесятый. Точнее сверху пятьдесят, из-за большой груди, а снизу …- зачем-то подробно стала отвечать я.

— Это не важно. Вот такой набор одежды у нас есть для нее, в последний путь. Можно даже 52 взять, чтобы свободно ей было. Тут платье, тапочки, белье…

Я поняла, что это мой последний шоппинг для мамы. И заплакала.

— Не нравится ? — агент не правильно трактовал мои слезы: ведь я сидела собранная и спокойная еще минуту назад, а тут истерика. — Но в принципе, она же сверху будет накрыта вот таким атласным покрывалом с вышитой молитвой…

— Пусть будет, я беру.

Я оплатила покупки, которые пригодятся маме в день похорон, и поехала в её опустевший дом. Надо было найти ее записную книжку, и обзвонить друзей, пригласить на похороны и поминки.

Я вошла в квартиру и долга молча сидела в ее комнате. Слушала тишину. Мне звонил муж. Он волновался. Но я не могла говорить. Прямо ком в горле. Я полезла в сумку за телефоном, написать ему сообщение, и вдруг совершенно без причин открылась дверь шкафа. Мистика. Я подошла к нему. Там хранилось мамино постельное белье, полотенца, скатерти. Сверху лежал большой пакет с надписью «На смерть». Я открыла его, заглянула внутрь.

Там лежал мой подарок. Белая блузка на новый год. Белые тапочки, похожие на чешки. И комплект белья. Тот самый, за пять тысяч. Я увидела, что на лифчике сохранилась цена. То есть мама все равно узнала, что он стоил так дорого. И отложила его на потом. На лучший день её настоящей жизни. И вот он, видимо, наступил. Её лучший день. И началась другая жизнь…

Дай Бог, она настоящая.

Сейчас я допишу этот пост, умоюсь от слёз и распечатаю дочке Принцессу. Пусть она таскает её за волосы, испачкает платье, потеряет корону. Зато она успеет. Пожить настоящей жизнью уже сегодня.

Настоящая жизнь — та, в которой много радости. Только радость не надо ждать. Её надо создавать самим. Никаких синдромов отложенной жизни у моих детей не будет.

Потому что каждый день их настоящей жизни будет лучшим.

Давайте вместе этому учиться — жить сегодня!

В то лето я переехала к мужу. Конечно, был скандал. Мама кричала вдогонку, что я проститутка, и чтобы, когда принесу в подоле, к ней не приходила.
“Странно, – думала я, собирая чемодан. – Ты ж вроде хотела внуков…”

Автор: #Ольга_Савельева @grustnopub

Мама пинала тапком чемодан, хотя он был ни в чем не виноват. Мне было 22 и в подоле принести было уже самое время.
Мне было жалко маму, но жить отдельно от нее было моей мечтой.
И я переехала. Предательница.
Маме некого стало кормить и воспитывать. Она злилась на меня за это. Она пыталась замещать меня соседями. Но они оказались эгоистами, как я: позволяли себя кормить, а воспитывать – нет. Захлопывали дверь, и дело с концом.

Мама стала болеть. Манипулировать здоровьем и одиночеством. Я легко поддавалась на манипуляции. Моя радужная семейная жизнь была омрачена маминым суицидальным настроением, ее брошенными трубками и запахом валокордина в прихожей.

Я решила, что маме нужен новый объект любви, который будет “трепать ей нервы”, как я до предательства. То есть до замужества.
– Завтра поедем на рынок и купим маме котенка, – объявила я приговор мужу. Я его воспитывала и кормила, как мама – меня. Он не возражал: его рот был полон борща и винегрета. Когда ты с 17 лет живешь один, питаешься магазинными пельменями и газировкой, зарабатывая язву к 20 годам, а потом вдруг в твоей жизни появляется длинноногая фея борщей и винегретов, то первое время, пока не наешься, вообще не хочется возражать. Только чавкать и просить добавки.

Утром, до субботних пробок, мы поехали на рынок “Садовод”, где в то время можно было купить домашних питомцев. Уже при входе в большой крытый павильон, разношерстно пахнущий навозом и шелестящий многозвучьем животных голосов, у меня закружилась голова. Сначала я решила, что это от голода: в тот момент я модно худела и принудительно вместо еды пила кефир. Но спустя пару минут я поняла. Голова кружилась от другого. От концентрации мольбы и одиночества. Оно тут продавалось прямо в коробках, оно мяукало, и гавкало, и пищало, и кудахтало, оно молило о пощаде, о комфорте, о защите, о любви…

Я не знала ничего о кошках и их породах. Хотела собирательный такой образ котенка: с красивой длинной шерстью, вислоухого, хвост кисточкой, пятнистый и сфинкс. Нельзя так, да?

Голова кружилась нестерпимо. Мне захотелось открыть все двери настежь, крикнуть продавцам “Руки вверх!”, а живности крикнуть: “Бегите, я их задержу!” Но я так не сделала. Я понуро шла сквозь строй, и продаваемые животные провожали меня обреченными взглядами.

– Давай отсюда уйдем, – сказала я мужу.
– Без кошки? – удивился он.
– Нуууу, давай вот эту купим, – я ткнула пальцем в первую попавшуюся кошку.
На меня осуждающе смотрела уставшая, прожженная, бесстрашная пятнистая морда с выражением лица “Чё надо?” Маме – как раз. Будут воевать. И мамина энергия будет уходить в нужное русло, минуя болезни.
– Сколько стоит? – спросила я продавца.
– 7500.
– Сколько? – ошалела я.
– Это бенгал! – пояснил продавец.
Я не знала, что такое бенгал, поняла, что это либо порода, либо ругательство, типа “Это – песец!”

Я посмотрела на мужа. Мы оба, вчерашние студенты, только начинали свои карьеры. Наших зарплат хватало на еду, коммунальные платежи и два раза в месяц – в кино без попкорна. 7500 – это мой будущий пуховик на зиму. Мы копили на него. Если купить кошку, в чем ходить зимой? В бенгале?

– Берем, – вдруг говорю я решительно, чем удивляю и себя, и мужа.
– Дорого, – протестует муж.
– Не надо экономить на любви! – возмущаюсь я.
– Любовь – штука бесплатная, – занудничает муж. – Бездомных котят можно любить ничуть не меньше, чем бенгалов…
– Да, – сказал продавец. – А он ещё с родословной!
– Да, – сказала я. – А он ещё с родословной!
– И кто о ней узнает? Мыши на даче твоей мамы?

Я рассердилась на мужа. За то, что прав.

Развернулась и демонстративно пошла к выходу. В этот момент мне в ноги из-под полы бросился котенок, серенький такой, весь несуразный, шерсть вздыблена клочками, чем-то страшно напуганный. Вместо глазок – два блюдца в пол лица.Я непроизвольно подхватила его на руки и стала оглядывать ряды в поисках хозяина этого потеряшки:
– Чей?
– Да ничей. Лишайный весь, приблудок. Выкинь вон за ворота, – устало разрешил хозяин бенгала.
Муж посмотрел на всклокоченного котенка.
– Если честно, вот так я и представлял тещиного питомца, – сказал он.
– Почему?
– Он выживет в любой войне. Ему не привыкать.
Я выразительно посмотрела на мужа, он кивнул и мы молча пошли к машине. Поняли друг друга без слов.

Котенок пригрелся в моих руках и смешно вылизывал лапы, навострив треугольные ушки. Мне он нравился, несмотря на свою неухоженность и беспородность.
– Ну что, к твоей маме? – спросил муж про маршрут.
– Нет, его сначала нужно в порядок привести, приодеть, причесать, а потом дарить. А то он совсем непризентабыш.

Дома выяснилось, этот котенок – девочка. Стремительная и хулиганистая. Она тут же отодрала кусок обоев в прихожей, повалялась на новом свитере мужа, порвала мне капрон новых колгот и показала почти цирковой трюк с прыганьем на задних лапах в период острых бесюнов.

Мы взяли над ней шефство. Сводили ее в ветеринарку, сделали прививочки, выкупали в специальном шампуне, надели ошейник от блох.
За неделю тюнинга хулиганка обжилась и трудоустроилась на должность умилительницы и штатной юмористки.

Она все делала смешно: смешно ела, урча как пылесос, смешно играла с клубком шерсти, смешно ластилась, смешно жевала мои волосы, смешно сторожила нас у дверей ванной комнаты, смешно спала на спине, доверительно распластав свой животик на наших простынях.
Она была такой худой и невесомой, что легко помещалась на ладошке. Мы её так и звали: Лада. Ладошка.

Спустя неделю наша оторва и хулиганка превратилась в пушистую оторву и хулиганку. Нужно было везти ее маме, как задумано. Я анонсировала маме сюрприз.
Мы стали собираться. Собирались-собирались и никак не могли собраться. У меня опять заболела голова. Чертов кефир.

Ладоша весело скакала по квартире, не подозревая, что мы заготовили ей новую хозяйку. У нее всегда была куча дел и километры неподранных обоев.
Наконец, мы готовы. "Лови её", - хмуро говорит муж. Он хочет самоустраниться от предательства.

Мы вышли в лето. Сели в нагретую солнцем машину. Ладошка тяжело задышала, посмотрела на нас своими блюдцами и плюхнулась на спину, доверчиво подставив пузико для чесания.
- Что, Ладош, жарко небось в такой шубе сибирской? - спросила я, потрепав ее за ушком.
- Маме скажем, что это порода такая, Сибирская...Кусачая, - попытался пошутить муж.
Но нам было не смешно.

Я выразительно посмотрела на мужа, он кивнул, мы молча вышли из машины и пошли домой. Поняли друг друга без слов.
- Маме другую купим...
Ладошка торчала у меня из-под мышки, обозревая окрестности своими блюдцами, и не подозревала, что только что получила постоянную прописку.

* * *

Сейчас Ладоше 8 лет. Это полноценный член семьи, с паспортом и днем рождения (ну, днем покупки). Это наш урчащий массажер и тренажер ответственности (осознав, что мы хорошие "родители" для кошки, мы решились на детей). Наш доктор, наше пушистое ласковое счастье.

Беспородные, они самые преданные...

Читала тyт на днях дeвичий пoст про тo пoчему дeвушки раcстаются cо свoими пaрнями. Автoр так и напиcала, что пeреживает раcставание, парень оказался очень жадным, подарил ей вместо Айфона Самсунг, и она сразу поняла, что ничего для него не значит.

Автор: #Ольга_Савельева @grustnopub

И ей захотелось узнать, из-за чего ее подписчицы бросали своих парней.

Девочки не заставили себя ждать с поддержкой.

Тут же вспомнились фудкорты вместо ресторанов, поездки на автобусах вместо крутых тачек, хостелы вместо гостиниц. Подарки были недостаточно дорогими, чтобы парень выкупил себе вакантное место быть парой этой девушки.

Мне кажется, мы потихоньку переселяемся в Инстаграммную реальность. Ту, где твои визитки - это теги в ресторанах и марка твоего авто.

Бедность синоним неудачника, а если нет миллиона на счету, так заработай, бездельник, а не подкатывай к дамам, у которых ежемесячный тюнинг внешности дороже , чем две твои зарплаты.

Как сильно сбиты прицелы в этой жизненной стратегии.

Помню, как много лет назад муж сделал мне предложение и мы пошли покупать колечко. Мы - вчерашние студенты, бедные, но невероятно счастливые, зашли в ювелирный.

Там была старая коллекция и новая.

Я пошла к старой, так дешевле.

- Один раз в жизни я делаю тебе предложение, выбери то, что нравится, а не то, что дешевле, - сказал будущий муж.

- Я не люблю цацочки, мне нравится то, что дешевле.

- Это не цацочка, это же символ!

Я стала смотреть колечки. Я выбирала по цене. Мой муж - студент, а не миллиардер. Меня это устраивало.

Мы вместе всего добьемся, так интереснее.

Я выбрала два кольца, и никак не могла выбрать между ними.

Одно колечко было с бриллиантиками, будто радугой рассыпанными по дужке. А второе - с изумрудиком, крошечным, но лучистым.

Они примерно одинаково стоили - около пяти тысяч рублей - и это были огромные деньги, и я мерила-мерила, мерила-мерила, и выбрала в итоге бриллиантики.

Было красиво и бюджетно.

Мы тогда только начинали работать, учились зарабатывать. Ни о каких деньгах и накоплениях не было и речи - свести бы концы с концами.

Пока он ухаживал, мы жили в разных городах, и провожая меня, он ехал на трех видах транспорта: маршрутке, метро и автобусе, а потом ехал домой на тех же трех видах транспорта, но в обратном порядке: автобусе, метро и маршрутке.

Это казалось мне ужасно нерентабельным. Деньги на ветер! А он смеялся. Говорил: "Я за эти деньги вижу тебя на два часа дольше. Они того стоят".

Тогда еще не было Инстаграммов. А если бы и были, что выкладывать? Трамвай и автобус, на котором приехал любимый человек?

Или как мы ели один на двоих бутерброд на скамейке в парке?

Деньги - не синоним любви.

Кто-то купит вам колечко за пять тысяч рублей, будучи миллионером. А кто-то купит вам колечко за пять тысяч, потому что это все его деньги.

И это будут разные колечки с разными месседжами. В первом случае это про жадность, а во втором - про то, что для вас он готов отдать всё.

Сейчас общество немножко заигралось в деньги. Да что там "немножко". Не немножко. Сейчас деньги - социальный критерий успеха. У богатых учатся богатству. Как это у тебя получилось, научи? Вот так ррраз - и в дамки?

Расскажи, куда пойти, чтобы вляпаться в деньги?

Нет ничего плохого в деньгах. Деньги - это энергия и возможности, это отсутствие компромиссов, это качество жизни.

Только не надо подменять деньги и счастье.

Счастье - это путь, а не результат.
И деньги - это путь, а не результат.

Нет той конечной суммы, после которой наступает счастье.

Есть тот процесс, который вдохновляет, и за который ты получаешь деньги, как конвертация твоего труда и таланта.

Мой муж - обычный, среднестатистический мужчина. У него нет Бентли, он не подарит мне салон красоты, и новую грудь не подарит. И отдыхать он нас отправит не на Мальдивы, а на Балтику.

Но сегодня утром он уходил на работу, поцеловал меня, сонную, и говорит: "Я постараюсь освободиться пораньше и погулять с детьми"...

И я сплю дальше, и даже во сне я счастлива. Вот как это сфотографировать в Инстаграмм?

Инста - как ярмарка тщеславия, где хвастаются тачками, курортами и дорогими украшениями.

У меня будет свой Инстаграмм.

Я похвастаюсь вам фотографией кастрюли риса с тушенкой, которую он приготовил, когда я болела. "Тебе надо лежать", - сказал мой шеф-повар.

А еще он починил мне любимый рюкзачок, потому что я не хочу новый, я этот хочу, с лисичками.

И ночью он вымыл обувь всей семьи, мы гуляли с дочкой по лужам, пришли чумазые, промокшие, а я забыла помыть. А он - не забыл. И на батарее живет теперь целое сапожковое семейство.

А вечером он пойдет гулять с детьми и будет носиться с ними по детской площадке как сайгак, и вереница чужих детей увяжется за ними, а я буду смотреть с балкона, с пузатой чашкой чая в руках и улыбаться до ушей.

А отдыхать он в этом году не поедет. Нас отправит, а сам останется доделывать ремонт, который мы не можем доделать, потому что никак не можем накопить на то, что я хочу.

Я не знаю, как это все выложить в Инстаграмм. Кашу эту рисовую, с мясом, детский смех и сапоги на батарее. Только мне это дороже, чем все деньги мира.

Я просто хочу сказать, что настоящая любовь не пробивается чеками, она зашифрована в поступках человека и в его глазах.

И чем жаднее человек на слова и поступки, в которых его интересы ущемлены в пользу ваших (а он от этого только кайфует, потому что живет для вас!), тем дальше этот человек от истинного "люблю".

Не в айфонах дело, не в стоимости подарков, а в том, как много вы можете дать человеку в ответ на его чувства.

Деньги - это обмен энергией.

Любовь - это обмен энергией.

Счастье - это соревнование двух людей, кто сделает другого счастливее. И за это счастье просто невозможно выставить счет.

Хвастайтесь драгоценными чувствами, а не драгоценными камнями. Камни можно купить, а чувства - нельзя.

На следующий день после помолвки муж подарил мне второе колечко. Ну то, с изумрудиком.

- Зачем??? - изумилась я. - Вот же!

Я выпятила пальчик с россыпью бриллиантов.

- Да, я вижу, сколько пальчиков еще у тебя не окольцовано, - засмеялся будущий муж. - Я взял подработку, не переживай, пожалуйста. Я же видел, как оно тебе понравилось. Я счастлив, когда ты улыбаешься...

Он потом ночами опросы обрабатывал, чтобы оплатить второе кольцо.

И да, оно не дорогое, оно... бесценное.

Я вспоминаю как прятала руку с двумя колечками в его большую ладонь и согревалась его любовью.

Прошло 17 лет.

Моя рука по-прежнему там, в его руке. Только теперь на ней обручальное кольцо. А те два колечка живут в шкатулочке и ждут, когда повзрослеет сладкая ладошка нашей дочери.

Я обязательно расскажу ей, когда она вырастет, что такое настоящее счастье...

Писатель, блогер, наблюдатель и прекрасный рассказчик жизненных историй ОЛЬГА САВЕЛЬЕВА в Курске с НОВОЙ программой "НАЛАДИТСЯ"!

Терапевтично! Весело! Полезно! Вдохновенно!

Ассорти юморных жизненных конфет-историй с разной начинкой, повествующих о том, что жизнь - сложная штука, порой невыносимая, но всё обязательно НАЛАДИТСЯ!

Надежда в каждой миниатюре, счастье в каждой строчке.

Возможность прожить за два часа десяток историй, и в каждой узнать себя.

Моноспектакль в исполнении писателя Ольги Савельевой, популярный блогер с аудиторией более 200 тысяч человек, автор бестселлеров «Попутчица», «Ну Мааам» и самого известного романа – «Апельсинки», первый тираж которого был распродан на стадии предзаказа, и который победил в номинации «Лучшая художественная книга» по версии OZON в 2018 году.

23 марта 19:00
Филармония (г. Курск, ул. Перекальского, д. 1)
Купить билет: cbiletom.ru/event.php?event=3916

Бабушка очень вкусно готовила. Просто пальчики оближешь. При этом чем проще были продукты, тем вкуснее блюдо. Например, для перекуса на даче она готовила фирменные бутерброды с редиской.

Автор: #Ольга_Савельева @grustnopub

Для этого она брала свежий черный хлеб, смазывала его тонким слоем сливочного масла, на это солнечное одеяло укладывала кружочек редиски и посыпала солью. Ммм.

В детстве мне казалось это божественным. Редиска была своя, с грядки, яркая, сочная и негорькая.

Секрет вкусной редиски, рассказывала мне бабушка, в грамотном поливе. Воды не должно быть много – чтобы редис не стал водяным, но и не должно быть мало – чтобы он не стал «злым» и горьким.

Если бабушка варила борщ, это была яркая палитра цветов: багряная свекла, желтый лимон, белая сметана, зеленый укроп. Ну как такое есть? Только рисовать!

А окрошка? О, я до сих пор помню эту окрошку. У меня вкусные руки, как у бабушки, но мне ни разу не удалось повторить ее окрошку. Ингредиенты те же, вкусно, но не то…

Бабушка все умела. Все. Когда умер дедушка, она тяжело заболела и резко слегла. Врачи назвали ее болезнь специальным медицинским термином и дали неутешительный прогноз. Но я думаю, она просто не умела жить без дедушки. Не видела смысла.

Лежачий больной в доме – это сложно. Это лампа для просушки пролежней. Это частые просьбы. Запах лекарств. Тяжелая атмосфера. Жизнь в ожидании завешенных зеркал…

А нам с сестрой по двенадцать лет. И мы за главных хозяек. На нас школа, уроки, дом, огород.

Мои родители в Москве, папа сестры работает. А мы совсем девчонки. Смотрим в окно и хотим гулять.

Но есть слово «надо», и оно важнее слова «гулять». Это был сложный период. Двенадцать лет – это прихожая юности, ожидание праздника. И смех без причины, и первые взрослые мысли… И все это смято бабушкиной болезнью. Скомкано, затерто ее стонами. Она стонала тихо, через закушенную от боли губу, и думала, что никто не слышит. Но мы слышали, и это рвало нам сердце.
В меня влюбился рыжий Сашка. Он был красавчик и чемпион области по прыжкам в длину. У него не было недостатков. Разве что он был слеповат, потому что иначе не объяснить, что из всех девочек в школе он выбрал меня: невзрачную, нескладную, в старой вытянутой кофте и курточке, перешитой из бабушкиного пальто.

Девчонки вокруг ходили в красивых нарядах, в джинсах, в юбочках с рюшками и уже подворовывали мамину косметику. Мне не у кого было подворовывать. И нечего. У меня были красивые волосы, спрятанные в толстую косу. И заплаканные от жалости к бабушке глаза.

Но Саша стал носить до дома именно мой портфель. И это существенно повысило мои рейтинги, прежде всего в собственных глазах. Я стала замирать у зеркала. Вглядываться. И что он во мне нашел? Саша нес мой портфель и просто шел рядом. Молча. И это было мучительно. Идти и молчать. Но разговаривать тоже не получалось. Сердце колотилось, слова застревали, непроизнесенные, и изматывали своей бесполезностью, и разговоры выходили натянутые и какие-то бессмысленные. И, казалось бы, раз все так сложно, мучительно, неинтересно, глупо, вообще не ходи за мной. А он ходил, и ждал, и страдал, когда я болела.

Я в тот день ждала Сашу. Он звонил, спросил, пойду ли гулять, и сказал: «Я сейчас зайду». Я сбегала к бабушке, открыла ей окно, поправила подушку, накрыла ноги одеялом.

– Бабуль, надо что-то?

– Нет, я посплю. Голова болит.

– Хорошо. Я гулять.

Раздался звонок в дверь. Саша! Я выпорхнула в прихожую, открыла дверь, сказала Саше: «Я сейчас», схватила курточку, крикнула в комнату бабушке: «Я пошла гулять!», схватила ключи и стала закрывать дверь.

Саша уже вызвал лифт и с лестничной клетки громко и весело что-то говорил мне про ребят во дворе, и вообще весна на улице…

– Оля! Оляяя. – Я услышала голос бабушки за секунду до закрытия двери. Она звала меня. Дверь захлопнулась. Но я… Я слышала.

Я понимала, что надо открыть. И зайти. И разуться. И пройти в комнату. И спросить у бабушки, что случилось. Может, нужно просто воды? Или одеяло упало. Или книгу подать.

– Ну, ты идешь? – спросил Саша нетерпеливо.

И я… Я пошла. Пошла к Саше. Ушла гулять. Хотя слышала, как бабушка меня звала. Почему? Почему я ушла? Мне двенадцать. Мне пробило двенадцать. И жизнь не превратилась в тыкву, скорее наоборот: она расцвела.

Я влюбилась в первый раз и впервые задумалась о том, что я, возможно, совсем не гадкий утенок. В гадких утят не влюбляются чемпионы области по прыжкам в длину. Ведь так?

Мы гуляли почти два часа. Сто минут. Все это время я думала: что? Воды? Одеяло? Бутерброд? Открыть форточку? А вдруг ей было плохо? А вдруг она там… У меня внутри похолодело от страха.

– Саш, я домой.

– Почему?

– Мне еще уроки.

– Да ладно тебе, смотри, какая погода.

– Нет, я домой…

– Я провожу.

– Не надо.

Я влетела в подъезд как ошпаренная. Вызвала лифт, но он забуксовал где-то на верхних этажах, и я стремглав бросилась наверх пешком. Дрожащими руками я открывала дверь, у меня неистово колотилось сердце.

– Оля, ты? – крикнула бабушка.

– Я! – крикнула в ответ и вбежала в комнату.

Бабушка лежала на кровати как ни в чем не бывало, смотрела в окно, встречала ночь.

– Налей мне супу, – попросила она. – Есть хочу.

Суп я сварила утром. Он был вкусный. Бабушка командовала, а я исполняла. Порежь картошку. Добавь морковь. Убавь огонь. Я все делала, как она говорила, и сварила чудесную куриную лапшу. Я подогрела и налила ей суп. Принесла в комнату. Помогла ей приподняться, удобно сесть и поесть.

– С Сашей гуляла? – спросила она.

– Да.

– Он старше тебя, аккуратнее.

– Хорошо.

– Вроде спортсмен. И учится хорошо. Но все равно. Двенадцать лет. Рано еще с мальчиками.

– Бабуль!

– Что бабуль? Я правду говорю.

Ну вот, все обошлось, ничего не случилось. Бабуля даже не вспомнила.

Прошло больше двадцати лет с того момента, а я часто возвращаюсь в него и проживаю все иначе.

Я говорю Саше «подожди» и открываю захлопнутую дверь. Захожу в квартиру и подхожу к бабуле: что, что, бабуль? И открываю форточку. И подаю воды. И выполняю любую пустяковую просьбу. А потом иду гулять. И смеюсь, и наслаждаюсь весной. Все сто минут.

Почему я ушла? Маленькая? Глупая? Эгоистичная? Влюбилась?

Найдите мне это чертово оправдание. Потому что без него эта моя жизненная запятая болит, и зудит, и магнитит меня своей необратимостью. Взрослая женщина в теле ребенка говорит строго: «Как ты могла?» – а маленькая девочка, лишенная детства, плачет и шепчет: «Ну я же не умею еще быть взрослой. Ну прости меня».

Это один из болезненных и безжалостных жизненных инсайтов: своевременность – вот главное свойство помощи.

Очень важно, чтобы вовремя. Бабуля после этого прожила еще два месяца…

Сегодня я купила редиску. И черный хлеб. И даже масло – хотя я сто лет не покупала сливочное масло. И я сделала все как надо, ну что там можно перепутать?

И вот я ем бутерброд с редиской. И мне невкусно. Мне никак. И хлеб не тот. И редис безвкусный. И бабули больше нет. И я никогда не узнаю, что она хотела в тот день.

Она никогда мне не снится, моя бабушка. Та самая, которая растила меня до двенадцати лет. Та самая, которую я иногда случайно называла мамой. Прости меня, бабуль. Прости меня. Может, тогда и я смогу себя простить...

Писатель, блогер, наблюдатель и прекрасный рассказчик жизненных историй ОЛЬГА САВЕЛЬЕВА в Курске с НОВОЙ программой "НАЛАДИТСЯ"!

Терапевтично! Весело! Полезно! Вдохновенно!

Ассорти юморных жизненных конфет-историй с разной начинкой, повествующих о том, что жизнь - сложная штука, порой невыносимая, но всё обязательно НАЛАДИТСЯ!

Надежда в каждой миниатюре, счастье в каждой строчке.

Возможность прожить за два часа десяток историй, и в каждой узнать себя.

Моноспектакль в исполнении писателя Ольги Савельевой, популярный блогер с аудиторией более 200 тысяч человек, автор бестселлеров «Попутчица», «Ну Мааам» и самого известного романа – «Апельсинки», первый тираж которого был распродан на стадии предзаказа, и который победил в номинации «Лучшая художественная книга» по версии OZON в 2018 году.

Ссылка на сайт ✅ https://cbiletom.ru/event.... ✅